Тем временем в сенате был сделан предварительный запрос, могут ли истцы передать дело на апелляцию в Большой совет. Несмотря на то, что почтенная коллегия имела случай впервые высказаться по ослиной проблеме, сразу же обнаружилось, что каждый из сенаторов уже находится на стороне определенной партии. Архонт Онолай был единственным, кто испытывал затруднение, стремясь придать процессу более или менее приемлемый характер. Можно было заметить, что он говорил значительно тише обычного и закончил свою речь примечательными и зловещими словами о том, что опасается, как бы ослиная тень, из-за которой так горячо спорят, не омрачила бы славу республики на многие столетия. По его мнению, было бы лучше всего отклонить апелляцию как неуместную, подтвердить решение городского суда, исключая пункт об издержках (они могли бы быть взаимным образом возмещены) и навсегда заставить обе партии умолкнуть. Тем не менее он все же прибавил, что поскольку большинство считает законы Абдеры недостаточными для разрешения столь незначительной тяжбы, то он желал бы, чтобы Большой совет дал по этому случаю особое определение. Он ведь уже предлагал поискать предварительно в архивах и выяснить, не бывало ли в прошлом подобных дел и как в этом случае поступали.
Умеренность архонта, которую беспристрастное потомство единодушно оценит как проявление истинной государственной мудрости, истолковали тогда как слабость и флегматичное равнодушие. Многие сенаторы из партии архижреца Агатирса обстоятельно и с большой страстью доказывали, что когда дело касается прав и вольностей абдеритов, то здесь не может быть незначительных вещей. Там, где нет закона, не может существовать и суд. И первый же случай, когда судьям было бы дозволено решить тяжбу по их произволу, явился бы концом свободы Абдеры. Если даже спор и касается незначительного предмета, то дело не в том, насколько он велик или мал, а в том, на чьей стороне право. И поскольку в данном случае отсутствует закон, который бы решил, должно ли было при найме осла подразумевать также и тень, то ни суд низшей инстанции, ни сам сенат не могли бы осмелиться присудить нанимателю то, на что сдающий внаймы имеет по меньшей мере такое же или даже несравненно большее право. Иначе это был бы очевидный тиранический произвол. Ибо из сущности их контракта ни в коем случае не вытекает, чтобы сдающий внаймы имел в виду сдать нанимателю также и тень своего осла и тому подобное. Один из этих господ договорился до того, что сгоряча выпалил: он был всегда ревностным патриотом, но скорей предпочел бы увидеть всю Абдеру в огне, нежели позволить, чтобы кто-нибудь из его сограждан произвольно оспаривал у другого гражданина хотя бы тень пустого ореха.
Тут уж лопнуло терпение у цехового старшины Пфрима.
– Огонь следует разжечь тем человеком, который столь нагло угрожает целому городу и осмеливается говорить такое. Я не ученый, – продолжал он, – но, клянусь богами, я не позволю выдавать мышиный помет за перец! Надо совсем рехнуться, чтобы заставить разумного человека поверить в то, что требуется особый закон для решения вопроса, может ли тот, кто заплатил чистыми деньгами за право садиться на осла, сесть также верхом и на его тень? Вообще стыдно и смешно видеть, как такие серьезные и разумные люди ломают голову над тяжбой, которую моментально разрешил бы ребенок. Когда же было слыхано, что тень относится к предметам, которые сдают внаймы?
– Господин цеховой старшина, – прервал его советник Буфранор, – вы сами себя побиваете, утверждая это. Ибо если тень осла не может быть сдана внаймы, то ясно, что она и не сдавалась, потому что a non posse ad non esse valet consequentia. Таким образом, зубной лекарь, согласно вашему утверждению, не имел на тень никакого права, и приговор, следовательно, недействителен.
Цеховой старшина смутился. И так как ему сразу не пришло в голову, что следует ответить на этот тонкий довод, он начал еще больше кричать и призывал небо и землю в свидетели, что он скорей позволит выщипать свою седую бороду по волоску, чем стать на старости лет ослом. Господа из его партии поддерживали Пфрима всеми силами. Но их перекричали. И все, чего они, в конце концов, добились с помощью архонта и советника, действовавшего втайне, заключалось в том, чтобы дело оставить пока in statu quo и выяснить в архивах, не было ли в прошлом судебной аналогии, которой можно было бы воспользоваться и без особых затруднений разрешить дело.
Глава восьмая
Отличный порядок в абдерской канцелярии. Судебный опыт прошлого нисколько не помогает. Народ собирается штурмовать ратушу, но его успокаивает Агатирс. Сенат решает передать дело Большому совету
Канцелярия города Абдеры, – кстати, о ней сейчас можно сказать несколько слов, – была так хорошо устроена и так хорошо работала, как этого только можно было ожидать в столь мудрой республике. Однако она, как и многие прочие канцелярии, имела два недостатка, которые вызывали в Абдере вот уже два столетия почти ежедневные жалобы.
Один из этих пороков заключался в том, что документы и судебные акты хранились в очень душных и сырых помещениях, где из-за недостатка воздуха они плесневели, гнили, были изъедены молью и постепенно становились совершенно негодными. А второй – в том, что, несмотря на все тщательные поиски, здесь нельзя было ничего отыскать. Всякий раз, когда такое случалось, какой-нибудь патриотично настроенный советник, с согласия всего сената, обычно бросал замечание: «Только канцелярский беспорядок виной всему!» И действительно, какое еще предположение могло бы удачней и более понятно объяснить подобное явление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115