Эти господа состряпали особый род удобной философии, при помощи которой они находили без труда ответы на любой вопрос и так проворно болтали обо всем, что расположено в подлунном и надлунном мире, что поскольку среди их слушателей были всегда лишь абдериты, то у этих добрых слушателей прочно укоренилось мнение, будто их философы знают обо всем на свете значительно больше, чем они сами, хотя на самом деле различие между ними было настолько невелико, что разумный человек не дал бы За это и гроша. Ибо дело, в конце концов, всегда сводилось к тому, что абдеритский философ – если исключить пространные и ничего не значащие выражения – был осведомлен о том или ином предмете ровно в такой же степени, как и абдерит, ничего о нем не знавший.
Философы, считая, вероятно, что опускаться до изучения отдельных явлений природы – занятие слишком ничтожное, занимались лишь отвлеченными вопросами, находящимися за пределами человеческого разумения. «В эту область, – полагали они, – никто, кроме равных нам по уму, не осмелится ступить; и что бы мы абдеритам о ней ни говорили, у нас, по крайней мере, есть уверенность, что никто не может обвинить нас во лжи».
Одним из их любимых разговоров был, например, вопрос: «Каким образом, когда и откуда произошел мир?»
– Он произошел из яйца, – утверждал один из философов. – Эфир являлся белком, хаос – желтком, а Ночь высидела это яйцо.
– Он возник из огня и воды, – утверждал другой.
– Он вообще никогда не возникал, – утверждал третий. – Все было всегда так, как есть, и останется таким же.
Это мнение, как самое удобное, получило в Абдере одобрение многих. Оно все объясняет, рассуждали они, и не нужно более ломать себе долго голову. «Так было всегда!» – гласил обычный ответ абдеритов, если их спрашивали о причине или происхождении какой-либо вещи. И того, кто не довольствовался этим объяснением, они считали тупицей.
– То, что вы называете вселенной, – утверждал четвертый, – есть, собственно, скопление миров, которые, подобно кожице лука, находятся один на другом и постепенно отделяются друг от друга.
– Необыкновенно ясно изложено! – восхищались абдериты. – Удивительно ясно! – Они полагали, что понимают философа, так как очень хорошо знали, что такое луковица.
– Химера! – восклицал пятый. – Конечно, имеется бесчисленное количество миров. Но они возникают из случайного движения неделимых солнечных пылинок. И если из десяти миллионов неудавшихся миров возникает, в конце концов, один вроде нашего, мало-мальски сносного, – это великолепный результат.
– Атомы я допускаю, – сказал шестой, – но не произвольное движение, лишенное направленности. Атомы суть ничто или же они обладают определенными силами и свойствами, и в зависимости от того, насколько они сходны или несходны, они притягиваются друг к другу или отталкиваются. Поэтому мудрый Эмпедокл (который, говорят, желая узнать истинное строение Этны, сам бросился в кратер ее) видел в ненависти и любви первые причины всех сочетаний атомов. И Эмпедокл был прав.
– Прошу прощения, господа мои, вы все неправы, – заявил философ Сисамис. – Ни из вашего мистического яйца, ни из связи огня и воды, ни из атомов, ни из вашей однородности частей – гомеомерии – никогда не возникнет мир, если вы не призовете на помощь дух. Вселенная, как и любое живое существо, есть соединение материи и духа. Дух придает материи форму, и оба они от века связаны. И подобно тому, как с исчезновением духа распадаются отдельные тела, так и небо и земля превратились бы в одну грандиозную бесформенную, мрачную и безжизненную массу в тот момент, когда мировой дух перестал бы все соединять и оживлять.
– Да охранят нас от этого несчастья Юпитер и Латона! – воскликнули абдериты, испугавшись ужасных угроз философа.
– Не бойтесь! – успокоил их жрец Стробил. – Покуда в наших стенах обитают лягушки Латоны, мировой дух Сисамиса не осмелится учинить такое.
– Друзья мои, – начал восьмой – мировой дух Сисамиса стоит того же, что и атомы, яйца, гомеомерии и луковицы моих коллег. Если мы допускаем вселенную, то следует признать и демиурга. Ибо здание предполагает архитектора, или, по крайней мере, плотника, и ничего не делается само собой, как все мы это знаем.
– Но ведь говорят же часто: «Это произойдет само собой, само собой случится?» – спрашивали абдериты.
– Так только говорится, – отвечал философ. – Но разве вы когда-нибудь видели, что так действительно происходит? Я, разумеется, слышал тысячи раз, как наши архонты говорили: это уладится само собой, это обойдется, или же это случится само по себе. Но напрасно мы ожидали! Ничего не уладилось, не обошлось, не случилось само собой!
– Не в бровь, а в глаз про наших архонтов! – заметил старый башмачник, считавшийся в народе рассудительным человеком и имевший большие надежды стать цеховым старшиной на ближайших выборах.
– Но может с творениями природы, со вселенной, дело обстоит иначе. И почему мир не мог появиться из хаоса сразу, как гриб после дождя?
– Мастер Пфрим, – возразил философ, – за тебя, цехового старшину, я охотно отдам свой голос и голоса своих родичей, но прошу, не вмешивайся в мою философскую систему. Конечно, грибы вырастают сами из земли, потому что… потому что… потому что они грибы. Но мир не может вырасти сам собой, потому что это не гриб. Понимаешь ты меня, мастер Пфрим?
Все присутствующие рассмеялись от души над тем, какой отпор получил мастер Пфрим.
– Мир ведь это не гриб. Это ясно, как божий день! – воскликнули абдериты. – Тут и возразить нечего, мастер Пфрим!
– Проклятье! – пробормотал будущий цеховой старшина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115