– Вы не хотите понимать меня, Демокрит! Я кажется достаточно ясно выразила то, что желала бы знать. Правда ли… Ну, коли уж вам так угодно, я скажу напрямик – что они ходят, в чем мать родила, нагими?
– Нагими! – воскликнули все абдеритки хором. – Да в таком случае они бесстыдней спартанских девок! Ну, кто этому поверит?
– Вы)правы, – ответил естествоиспытатель, – жены гимнософистов кажутся менее обнаженными, чем жены греков, даже когда те в полном наряде. С головы до пят они облачены в свою невинность и чистосердечную скромность.
– Как это понять?
– Трудно сказать ясней.
– Ах, я теперь понимаю вас! Это колкость. Но вы, вероятно, только шутите, говоря об их скромности и невинности. Если жены гимнософистов не одеты, как подобает, то они, очевидно, настолько уродливы, что нагота их нисколько не волнует мужей, или же мужья их холодны.
– Ни то, и ни другое. Их жены стройны, а их дети здоровы и жизнерадостны – неопровержимое, как мне кажется, свидетельство в пользу отцов!
– Вы любитель парадоксов, Демокрит, – сказал богач. – Но вы меня никогда не убедите, что чистота нравов какого-нибудь народа зависит от наготы его жен.
– Если бы я был такой большой любитель парадоксов, как в этом меня обвиняют, мне было бы нетрудно убедить вас примерами и доводами. Но я не слишком одобряю обычай гимнософистов, чтобы выступать в роли его защитника. И я не стремился утверждать то, что приписывает мне прозорливый Кратил. Случай с женами гимнософистов, мне кажется, лишь доказывает, что в обычаях подобного рода все решают привычка и обстоятельства. Дочери спартанцев, носящие короткие юбки, и женщины с Инда, не носящие юбок вообще, подвергаются не большей опасности, чем те, кто прикрывает свою добродетель семью одеяниями. Не сами явления, а наши мнения о них – причина недостойных страстей. Для гимнософистов, считающих благородными все части тела, их жены кажутся одетыми, как скифам – скифские жены, опоясывающие бедра тигровыми шкурами.
– Не хотел бы я, чтобы наши жены втемяшили себе в голову философию Демокрита, – сказал один степенный, чопорный абдерит, торговавший мехами.
– И я бы не желал, – подтвердил торговец полотном.
– И я также, – согласился Демокрит, – хотя я не торгую ни мехами, ни полотном.
– Но позвольте мне вас все-таки спросить еще об одном, – засюсюкала та самая родственница Демокрита, которая выражала желание увидеть живых сфинксов. – Вы объездили целый свет и, наверно, видели много чудесных стран, где все устроено иначе, чем у нас…
– Я не хочу верить ни одному его слову, – пробормотал городской советник, потрясая, как гомеровский Юпитер, своей душистой прической, осенявшей его премудрую голову.
– Признайтесь же, какая из этих стран вам больше всего понравилась?
– Где же может быть лучше, чем… в Абдере?
– О, мы уже знаем, что вы говорите это несерьезно. Без лести, скажите же молодой даме то, что вы думаете, – сказал советник.
– Вы будете смеяться надо мной, – ответил философ. – Но так как вы этого требуете, прекрасная Клонарион, то я вам скажу чистую правду. Вы никогда не слыхали о стране, где природа настолько добра, что она не только исполняет свои обязанности, но еще и работает за человека? Не слыхали ли вы о стране, где царит вечный мир, где никто не является слугой другого, никто не беден, но каждый богат? Где жажда обладания золотом не вынуждает к преступлению, потому что золото там бесполезно? Где серп такая же незнакомая вещь, как и меч? Где трудолюбивый человек не обязан работать на тунеядца, где нет никаких врачей, потому что никто не болеет; нет судей, ибо нет тяжб; а тяжб нет потому, что каждый доволен, потому, что каждый имеет все, что пожелает… Короче, не слыхали ли вы о стране, где все люди смиренны, как ягнята, и счастливы, как боги? Вы никогда не слыхали о такой стране?
– Нет, насколько припоминаю.
– Вот это и есть прекрасная страна, Клонарион! Там никогда не бывает ни слишком жарко, ни слишком холодно, ни слишком влажно, ни слишком сухо. Весна и осень не сменяют там друг друга, а царят в вечном согласии, как в садах Алкиноя. В горах и долинах, лесах и лугах есть в изобилии все, что только может пожелать человеческое сердце. Но не следует думать, будто люди там вынуждены охотиться на зайцев, ловить рыб или птиц и собирать плоды для пищи или что удобства, которыми они наслаждаются, стоят им многих беспокойств. Ни в коем случае! Все делается само собой. Куропатки и вальдшнепы, зажаренные и нашпигованные, сами летят в рот и смиренно просят, чтобы их отведали. Рыбы разных пород плавают вареными в прудах из всевозможных соусов, а на берегах этих прудов полным-полно устриц, раков, паштетов, окороков и говяжьих языков. Зайцы и косули прибегают добровольно, сами сдирают с себя шкуру, насаживают себя на вертела и, когда поспеют, сами ложатся на тарелки. Повсюду расставлены столы со скатертями-самобранками и куда ни взглянешь, пуховые постели располагают к приятному изнеможению, приглашают отдохнуть от… безделья. Рядом с ними текут, журча, реки молока, меда, вина, лимонада и прочих приятных напитков. А над ними, сплетаясь с розами и жасминами, поднимаются кусты, увешанные кубками и бокалами, которые сами наполняются, едва их опустошили. Там есть и деревца, с которых вместо плодов свешиваются маленькие паштеты, сосиски, миндальные пирожные и сдобные булочки. А на других – на всех ветвях скрипки, арфы, цитры, лютни, флейты, валторны, сами исполняющие прекрасный концерт. Счастливые обитатели той страны, после того как они проспали знойную половину дня, а вечер провели в танцах, песнях и шутках, освежаются затем в прохладных мраморных купальнях, где их массируют невидимые руки и вытирает насухо тонкое полотно, само себя выткавшее, и уснащают тело драгоценные эссенции, изливающиеся с вечерних облаков, подобно влажному благоуханию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115