«Это педант Марк виноват. Он свято соблюдает правило о проведении собраний при закрытых дверях. Одну минутку, месье».Джордж стоял боком к двери и думал: «Если открывать дверь пошлют Марка, я спасен». Он стоял, не решаясь повернуться и посмотреть, кто же подойдет к нему с ключом в руке. А по комнате уже раздавались шаги, бармен, звеня рюмками приводил в порядок стойку.К Джорджу приблизился мужчина, по-дружески обнял его за плечи, склонился к двери, намереваясь ее открыть. Это был Лаборд. Он вставил ключ в замочную скважину и, улыбаясь, заглянул в лицо Джорджа.Константайн встретился с ним взглядом. Сначала широкое лицо Франсуа выразило замешательство, потом он нахмурился, а глаза его холодно сверкнули – он узнал Джорджа. Начал вытаскивать ключ из замка, но Константайн успел схватить его за руку. Лаборд резко вывернулся, ткнул Джорджа локтем в бок и с криком отпрыгнул.От этого крика вся комната словно ожила. Уже загремели отодвигаемые столы, а Лаборд с побелевшим лицом все кричал по-французски. В отчаянии Джордж бросился к нему, пытаясь завладеть ключом. Но на него навалились сразу трое, приперли спиной к двери. Шум разом стих, и все замерло, Джордж смотрел на скрутивших ему руки, за их спинами выглядывала голова Аристида, он глупым, полупьяным взглядом таращился на Константайна. Доротея у стойки целилась в Джорджа из маленького пистолета, а Марк, подняв тетрадь до самого подбородка, неодобрительно качал головой.Потом Лаборд спокойно, с улыбкой сказал:– Значит, вы и есть Эрнст Смит из отеля «Савой»? По-моему, господин Смит, вам следует объясниться.Сидя в гостиной отельного номера, Антонио Барди писал сыну в Англию, куда более года назад он послал его учиться. Если Барди кого и любил, так только сына. Он хотел, чтобы у того было все, чего недоставало ему самому. С детства Барди подрабатывал вечерами на кухне. А после окончания школы несколько лет был официантом, дослужился до метрдотеля. Именно тогда он и начал то дело, которым занимался сейчас, и если к нему он давно уже относился бесстрастно, то слушать от сына упреки в том, что отец ограничивал его возможности, ему не хотелось. И пусть за образование сына платили другие и не по своей воле, но мальчик ничего этого не узнает, а деньги, как говорится, не пахнут.Барди быстро писал добрые слова и представлял себе сына… Пусть мальчик никогда не познает того, с чем приходилось сталкиваться отцу – с греховной и полной своеволия человеческой душой, с вонью и жаром кухни, когда ресторан переполнен, а шеф-повар издергался и в любую минуту готов надавать пощечин поварятам, с работой портье, когда заходишь в номер и какой-нибудь букмекер или член городского совета скатывается с девицы и помыкает тобой, ни на миг не допуская, что у тебя, черно-белого существа, есть чувства… Как много гадости в мире! Но сын, слава Богу, этого не узнает.Когда письмо было почти готово, Барди оторвал перо от бумаги и задумался над тем, как лучше его закончить. Он любил, сообщив все новости и побалагурив, завершить послание мыслью, над которой мальчику стоило задуматься.Сегодня он написал: «Научись разбираться в людях не только быстро, но и правильно. Достичь этого нелегко, но возможно. Тогда внимание нужно обращать не на слова, а на мелочи в поведении. Присмотрись к своим товарищам – ты их уже хорошо знаешь и понимаешь, кто ленив или жаден, умен или добр, а кто задирист. А теперь вообрази, будто видишь их впервые, и подумай, что выдает их характер. По-моему, просто удивительно, сколь ясна становится натура человека, стоит лишь внимательно оглядеть его. Грязные ногти, неглаженая рубашка, стиль речи, тембр голоса, то, как человек произносит «да, сэр» или «нет, сэр». Все это…» Его прервал телефонный звонок. Барди снял трубку, сказал: «Да», – и стал слушать, слегка кивая. Звонила женщина. Он дал ей закончить и спросил:– Чья это была карточка?– Фрагонара. Он изменил номер, а своим покровителем в Лондоне назвал Феттони.– Но Феттони умер. Может, это и к лучшему. Он был уже слишком стар. Его задавило… – Барди смолк, потянулся к сигаретам и закурил. Потом продолжил: – Что думает Лаборд?– ' Считает, допрашивать Конвея не стоит. Он не из тех, кому легко развязать язык – если только не пойти на крайние меры.– Тогда игра не стоит свеч. Передайте Лаборду, что можно начинать. Он знает, как действовать. Пусть воспользуется канализационным стоком кафе «Цезарь». Во время войны он прибегал к этому способу не раз.– А что делать с девушкой, если мы ее разыщем?– Сначала разыщите, тогда и решим.– Так ты считаешь?..– Да, я так считаю.– Доложить тебе, когда закончим?– Нет. Я весь вечер занят.– Понятно, – отозвалась женщина.Барди улыбнулся ее интонации и повесил трубку. Встал, налил себе виски с содовой, перечитал написанное, сел и снова взялся за перо.Ему связали руки за спиной и по черной лестнице привели сюда, в подвал. Оставили наедине с Доротеей Гюнтэм, Лабордом и Марком.В подвале пахло вином и застойной водой. С единственной поперечины потолка свешивались две голые электрические лампочки. Потолок, как и пол, был тоже каменный. А стены скрывались за полками с винными бутылками. В щели между огромными каменными плитами пола просачивалась вода, лужей собиралась в углу.Джордж сидел на стуле с обломанной спинкой перед мраморным столиком, едва не касавшимся его колен. На столике стояли рюмка и бутылка с коньяком, теперь полупустая. Аристиду коньяк понравился бы, да и самому Джорджу тоже – в иной обстановке, конечно. Полчаса назад Лаборд взял его – это был «Реми Мартен» – и откупорил со словами: «Нашим гостям – только самое лучшее».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74