» Как будто на второй год после победы на улицах должны ещё быть дзоты.
– Послушайте, по-моему, вы чепуху городите, – ответил я, сердясь и переходя на «вы». – Что ж, вы хотите, чтобы совет­ский человек не испытывал радости или, если хотите, восторга, видя, как восстанавливается то, что было разрушено врагом? И разве не приятно вам как советскому журналисту писать о наших достижениях, видеть их, подмечать?..
– Ах, да кто об этом говорит! – прервал меня Андрю-шин. – Тут все грамотные. Я ведь совсем про другое говорю. Ведь этак можно в телячий восторг прийти: «Ах, дзотов уже нет!», «Ах, дом покрасили!», «Ах, окна вставили!» А на что эти телячьи восторги? То, что наше, – нашим и будет. А меня инте­ресует: как дом выстроили, как окна вставили? И нельзя ли получше! Ну, вот и литейный цех, – сказал Андрюшин.
Меня сразу же оглушил стук и звон: это разбивали брако­ванное литье. Над нашими головами, точно диковинная хищная птица с сомкнутым клювом, проплыл черпак, ринулся на плат­форму с песком, разомкнул челюсти, снова сомкнул их, захва­тив песок, и с добычей снова поплыл по поднебесью.
От вагранок и ковшей исходил неяркий дрожащий свет. Когда мы входили в цех, вагранщик взмахнул шестом, пробил летку, и в жёлобе показался огнедышащий чугунный шар, по­степенно теряющий свои очертания.
Вид литейного цеха наполнил меня радостным ощущением молодости.
Андрюшин снова заговорил:
– Вот я и в нашей редакции всё время бой веду. Мне, на­пример, редактор говорит: «Андрюшин, подготовь полосу с вос­становлением завода». Я готовлю. Только из моей полосы по­лучается что-то не очень торжественное. Сдаю редактору. Че­рез час он меня вызывает и говорит… – Здесь Андрюшин стал отдуваться и говорить, так похоже копируя редактора, что я чуть не покатился со смеху: – «Ты, говорит, что это тут изоб­разил? Коли мне нужна была критическая полоса, так я тебе сказал бы: критическую давай! А я тебе сказал – обобщён­ную!» А я вот не понимаю, – продолжал Андрюшин, – как можно для критики – одно место, для похвалы – другое. Для критики – четверг, для похвалы – пятницу. Я ведь знаю, ка­кую ему, толстому черту, полосу надо было! Не «обобщён­ную» – слово-то какое! – аллилуйскую! А я не могу. Я хожу по заводу и думаю: «Здорово! Как все здорово!» А потом спрашиваю себя: «Но могло бы быть лучше?» И отвечаю: «Могло!» Если бы очень захотелось, так могло бы! Ну, могу я об этом не писать в полосе? А? Ну, скажите, могу? А он мою полосу в корзину.
Эту последнюю фразу Андрюшин произнёс не задиристым, а упавшим, обиженным тоном.
«Что с этим парнем творится?»–подумал я раздражённо.
В течение нескольких последующих дней Андрюшин словно избегал меня, но вот однажды после работы он поравнялся со мной в дверях и, глядя куда-то поверх моего плеча, сказал:
– Мне хотелось бы побеседовать. Если есть время, конечно.
– Время есть, – ответил я и взял Андрюшина под руку. Мы вышли на заводской двор.
– Вы в термической обработке разбираетесь? – угрюмо спросил Андрюшин.
– Немного.
– Так вот, тут лаборатория наша реконструкцию одну за­думала: вместо горячей обработки хотят ввести высокочастот­ную закалку. Это дело надо поддержать в газете. Вы не ду­майте, что я так, с кондачка говорю, – повысил он голос, – я всю литературу перечитал и со многими людьми говорил – и с рабочими и с инженерами. Вы слушаете?
Мне стало не по себе, что я слышу о деле, связанном с Ли­дой, от этого парня. Выходит, что он уговаривает меня помочь Лиде? Меня!
– Так вот, – продолжал Андрюшпн, останавливаясь и до­трагиваясь до моего локтя, – дело это новое, и редактор боится. Я уже давно веду на него атаку. Поможете? – спросил он, смотря мне прямо в глаза.
– Ну, мы ещё поговорим об этом, – сказал я. – А теперь у меня есть к вам вопрос: что случилось? Вы обижены на меня за что-нибудь? Не будете же вы отрицать, что ваше отношение ко мне резко изменилось.
– Не буду, – отрезал Андрюшин и с вызовом посмотрел мне в лицо.
– Так что же случилось?
– Вы знаете, – продолжал после некоторого молчания Андрюшин, – мне перестало нравиться то, что вы пишете. Да, да, – заторопился он, – вы, конечно, можете надо мной смеяться, я для вас мальчишка, начинающий. Но раз вы меня спраши­ваете, я отвечаю.
– Что же именно вам не нравится?
– Ваши очерки, – заявил Аидрюшин и быстро добавил: – Я говорю не о литературной стороне. Здесь я не судья.
– А о какой же?
– О внутренней.
– Не понимаю.
– В ваших очерках все есть и все правильно. Но мне кажет­ся, что. то же самое, слово в слово, вы смогли бы напечатать и на любом другом заводе. Я сам не знаю, как это получилось, то­варищ Савин. Ведь я восхищался вашим мастерством, я знаю, мне у вас учиться и учиться надо. Но вот вижу – не то. Что-то не то.
Мы подошли к заводским воротам.
– Так как же, поможете лаборатории? – спросил Андрю-шин, когда мы вышли из проходной.
– Я подумаю, – сухо ответил я.
– Так. Понятно, – сказал Андрюшин. – Мне на автобус – И он зашагал в сторону.
Я медленно шёл к трамвайной остановке. Настроение было подавленное. Мысли мои снова вернулись к заметке об Ива­нове. Эта история не выходила у меня из головы.
«А что, если я сейчас пойду к Иванову и поговорю с ним? – подумал я. – Ведь я всегда могу вернуться к этой теме».
Я знал, что Иванов живёт недалеко, рядом с Ириной. «Зай­ду», – решил я.
Иванов сидел у окна и чинил электрический чайник. Когда я постучал и вошёл, он внимательно посмотрел на меня, при­щурился, и я не понял – здоровается он со мной или нет. Я поклонился:
– Здравствуйте, Иван Иванович. Я из редакции «Машино­строителя». Мы с вами и раньше встречались…
Иванов по-прежнему молча смотрел на меня, держа в ру­ках чайник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49