..
– Принят, – мягко проговорил он. – Родился король всех кровей.
Ко мне снова вернулся хомэйнский язык, но голос мой можно было назвать человеческим только с большой натяжкой:
– Нет, – я внезапно понял это. – Я – только хомэйн.
– Четыре дня ты был – Чэйсули. Этого вполне довольно.
Я тяжело сглотнул.
– Здесь темно. Я почти не вижу тебя. Это было правдой. Я видел только силуэт – темный силуэт на фоне кремово-белого мрамора, во мраке казавшегося темно-серым, силуэты лиир, покрывавшие стены, были сейчас почти неразличимы.
– Я оставил факел на лестнице, дверь почти закрыта. Пока ты не будешь готов, пусть лучше остается так.
Глаза у меня болели от света, пробивавшегося сквозь узкую щель – там, где был выход. Луч света сверкнул, отразившись от золотых браслетов, едва не ослепив меня сиянием, черной чертой обозначился шрам на лице того, кто назвал меня – рухо…
Шрам. Не Дункан – Финн.
– Финн… – я попытался сесть – и не смог. Не хватило сил.
Он снова заставил меня лечь.
– Не спеши. Ты пока еще… не обрел цельности. Не обрел цельности? Но что тогда со мной..?
– Финн… – я замолчал, потом продолжил, – я выбрался? Выбрался из… из этой ямы?
Я просто не мог в это поверить.
Финн улыбнулся, напряжение и усталость покинули его лицо.
– Ты выбрался из Утробы Земли. Разве я не скачал тебе, что ты родился?
Я начал чувствовать холод мрамора и вспомнил, что прошел это испытание обнаженным. Лежать было неудобно. Я подтянул ноги, пытаясь понять, что со мной.
Нет, кажется, все было в порядке – по крайней мере, с моим телом. А-с разумом?
– Я сошел с ума? Ты это имел в виду?
– Отчасти – может быть. Немного. Но это скоро пройдет. Это… – он на мгновение замолчал. – Мы нечасто делаем такое, заставляя человека рождаться заново. Это тяжело пережить.
Я наконец сел, внезапно осознав – я стал другим. Я больше не был Кэриллоном. Я был чем-то иным. И это «что-то» заставило меня приподняться и сесть. Я заглянул в лицо Финна, в его глаза – желтые даже во мраке. Глаза зверя…
Я коснулся рукой своего лица – но не мог, конечно, определить на ощупь цвет моих глаз. Они были голубыми.. а – теперь? И – кто я теперь…
– Человек, – ответил Финн.
Я прикрыл глаза и замер во мраке, слушая свое дыхание – так, как я слышал его там, во Чреве Земли.
И – па-тамм, па-тамм, па-тамм…
– Жа-хай-на, – мягко повторил Финн. – Жа-хай-на, Хомейна Мухаар.
Я потянулся к нему и обхватил пальцами его запястье – быстрее, чем он успел отстраниться или хотя бы сделать какое-то движение. Осознал, что в первый раз опередил Финна, и держал его руку теперь – так же, как когда-то он держал мою, готовясь вспороть кожу и плоть кинжалом. У меня сейчас не было кинжала но зато он был у Финна. Мне оставалось только протянуть руку и взять клинок.
Я улыбнулся, чувствуя под своими пальцами живую плоть и кровь. Он человек, смертный человек. Не чародей, способный жить вечно.
Не как Тинстар. Чэйсули, не Айлини.
Я взглянул на его руку – он даже не пытался высвободиться, просто ждал.
– Это трудно? – спросил я. – Когда твое «я» уходит в землю, и ты принимаешь иное обличье? Я видел, как ты это делаешь. Я видел выражение твоего лица, пока лицо – еще лицо, покуда ты еще не скрыт пустотой, – я помолчал. Мне нужно это знать.
Его глаза потемнели:
– В хомэйнском нет слов, чтобы…
– Тогда скажи словами Чэйсули. Скажи на Древнем Языке.
Финн улыбнулся.
– Сул-хараи, Кэриллон. Вот что это такое. Однажды я уже слышал от него это слово. Это было в Кэйлдон – мы сидели и пили уиску, и говорили о женщинах, как говорят только мужчина с мужчиной. Конечно, многое так и не было произнесено вслух – но мы уже научились понимать друг друга без слов. Мы оба думали об Аликc… От этой ночи в моей памяти сохранилось только одно слово: сул-харай.
Оно означало высшее блаженство, какое только могут почтить в слиянии мужчина и женщина – совершенное, почти священное чувство. И хотя в хомэйнском языке действительно не хватало слов, чтобы объяснить это до конца, я понял остальное по тону Финна, каким было произнесено это слово.
Сул-харай. Когда мужчина и женщина сливались, как две части целого, на краткое мгновение. Теперь, наконец, я понял сущность превращения Изменяющихся.
Финн отодвинулся к ближайшей стене и откинулся назад, положив руки на колени. Смоляно-черные, давно не стриженные волосы почти скрывали его лицо. Но теперь я заметил в нем еще одно: даже в облике человека он напоминал изображения лиир, украшавшие стены. Во всех Чэйсули есть что-то от хищников.
Что-то дикое.
– Когда ты вернулся? Он улыбнулся:
– Узнаю Кэриллона! Думаю, теперь с тобой все в порядке.
За его спиной находилось изображение ястреба, когда Финн пошевелился, показалось – он расправляет крылья… но – нет, это было даром его брата.
– Я пришел два дня назад Во дворце была страшная суматоха, мне сказали, что Мухаар куда-то пропал. Сперва я подумал, что тебя убили, но Дункан очень спокойно объяснил мне, что отвел тебя сюда, чтобы ты родился заново.
Я потер лоб:
– Ты знал о существовании этого места?
– Я знал, что оно здесь есть. Не знал, где именно. И уж совсем не подозревал, что Дункан замышляет что-то подобное, – Финн наморщил лоб. – Он упрекал меня за то, что я рисковал тобой, призывая магию звезд, а сам привел тебя сюда… Не понимаю его. – Он мог бы стать Мухааром, – задумчиво проговорил я, чувствуя, как при этих словах у меня сжимается горло. – Дункан
– вместо меня. Если бы хомэйны не правили…
Финн пожал плечами:
– Но они – и ты – вы правите. Нет смысла думать о том, что могло бы быть.
Дункан – вождь клана, для Чэйсули этого вполне достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119