Что ж, видно, придется постараться еще раз…
– Срежь кожу.
Несколько мгновений он пристально смотрел на меня – но в конце концов вытащил кинжал и исполнил то, что я говорил.
И – безмолвно уставился на рукоять: королевский лев из чистейшего золота Чэйсули, великолепный рубин – Око Мухаара…
– Скажи же, что это – чтобы слышали все, – тихо велел ему я.
– Гербовый лев Хомейны… – он перевел взгляд с рукояти меча на мое лицо, и я улыбнулся.
– Кому принадлежат этот меч и этот герб? Его лицо побелело.
– Правящему Дому Хомейны… – он замолчал, потом выдохнул отчаянно, – Но ты мог и украсть этот меч!
Я задумчиво посмотрел на моих стражей:
– Ты разоружил меня. Позволь мне выйти на свет.
– Выходи.
Его лицо снова приобрело нормальный цвет. Хороший он все-таки мальчишка молодой, злой… и – как же боится того, что может услышать от меня!
Я поднялся, ногой отпихнув табурет, и медленно подошел к нему, не отрывая взгляда от его смуглого лица. Он был высок – высок, как Чэйсули – и все же я был выше его ростом.
Медленно я закатал рукав, открыв кольцевой шрам на левом запястье.
– Видишь это? На правой руке – такой же. Ты должен узнать оба, Роуэн.
Он отшатнулся, на лице его читалось изумление и крайняя растерянность.
– Ты был пленником Кеуфа Атвийского – как и я. Тебя высекли – за то, что ты опрокинул кубок с вином на самого Кеуфа – хотя я и просил пощадить тебя. На твоей спине должны остаться следы плети как на моих руках остались следы от атвийских кандалов, – я снова опустил рукав. – А теперь – могу я получить назад мой меч?
Ошеломленный и растерянный, Роуэн перевел взгляд на меч, который он держал в руках, потом, словно бы наконец осознав, что происходит, он порывисто протянул клинок мне – и, когда я принял его, упал передо мной на колени:
– Господин мой, – прошептал он, – о, господин мой… прости меня!
Я вернул клинок в ножны:
– Мне нечего прощать. Ты сделал то, что должно. Роуэн смотрел на меня снизу вверх. Теперь я видел, что его глаза в свете свечей – не черные, но желтые, потому-то я никогда не мог отделаться от ощущения, что он Чэйсули хотя сам Роуэн и отрицал это.
– Когда мы начнем сражение, господин мой? Я рассмеялся его нетерпению:
– Сейчас поздняя зима. Нам нужно будет время, чтобы собрать людей.
Возможно, весной мы сможем начать… – я жестом показал ему – встань. Поднимайся. Здесь не место для таких церемоний. Да и я еще не Мухаар.
Роуэн не пошевелился:
– Примешь ли ты мою службу? Я наклонился, ухватил его за рубашку и поднял на ноги:
– Я же сказал тебе, поднимись с пола, – проговорил я мягко, к моему удивлению, мальчишка за это время успел изрядно подрасти. Когда мы виделись в последний раз, ему было едва тринадцать лет.
Роуэн оправил одежду:
– Да, господин мой.
Я повернулся к остальным. Все они были людьми Роуэна, готовыми к восстанию и мятежу. Сейчас на их лицах читалась растерянность: они не до конца верили в то, что принц, которого они так ждали, действительно вернулся и теперь находится среди них.
Я прочистил горло:
– Большинство из вас слишком молодо, чтобы помнить Хомейну до кумаалин до тех времен, когда мой дядя Мухаар вынес всем Чэйсули смертный приговор. Вы выросли в страхе и недоверии к ним – как и я сам, – я поднял руку, исключая самую возможность каких бы то ни было возражений. – Они не демоны. Не звери.
Они не служат богам преисподней – они служат мне.
Я помолчал:
– Кто-нибудь из вас когда-нибудь видел воина Чэйсули?
Нестройный хор отрицаний был мне ответом, даже Роуэн сказал – нет. Я заглянул в лицо каждому из них:
– Я не потерплю вражды и кровопролития между своими людьми. Чэйсули – не враги вам.
– Но… – начал было один из хомэйнов – и тут же умолк под моим взглядом.
– Не так просто забыть то, чему вас учили всю жизнь, – продолжал я уже спокойнее. – Я знаю это лучше, чем вы думаете. Но я полагаю также, что вы сможете пересилить суеверный страх перед тем, чего не понимаете – и тогда вы увидите, что они ничем не отличаются от остальных людей, – я помолчал. – Лучше бы вам так и поступить.
За моей спиной коротко рассмеялся Роуэн. И мне показалось, что в его смехе слышится облегчение.
– Будете ли вы служить мне, – спросил я, – даже если подле меня будут Чэйсули?
Согласились все. Я ожидал услышать в их голосах недоверие и нерешительность – ничего подобного не было.
– Итак, Песнь продолжается, – пробормотал Лахлэн, и я рассмеялся его словам.
Роуэн рассказал мне и о моей родне, оставшейся в живых: о матери и о сестре. Мы сидели вдвоем за угловым столом, обсуждая планы создания армии.
Роуэн говорил ясно и подробно: было видно, что он действительно всерьез обсуждал эти вопросы со своими единомышленниками, и я был благодарен ему за это. С его помощью подготовка к восстанию и войне пойдет гораздо быстрее.
Но когда наконец он вскользь заметил, что, должно быть, моей матери не хватает общества моей сестры, я жестом остановил его.
– Разве Турмилайн не в Жуаенне? Роуэн покачал головой:
– Беллэм держит ее заложницей. Уже несколько лет: мне кажется, это случилось вскоре после того, как вам удалось бежать из Хомейны-Мухаар.
Удалось бежать… Тинстар просто отпустил меня. Я угрюмо ковырнул ножом столешницу и знаком попросил Роуэна продолжать.
Он пожал плечами, не зная, что я хочу от него услышать:
– Госпожу Гвиннет держат в Жуаенне под надежной охраной. Принцесса Турмилайн, как я и говорил – в Хомейне-Мухаар. Беллэм старается заполучить в свои руки все, что только может привести тебя к нему. Он не смеет дать им свободу, страшась, что, находясь на воле, они дадут хомэйнам повод к восстанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119