Все названное - конечно. Вечного нет. И не надо... И так хорошо...
Учитель рассеянно ступал по влажному тротуару. Лужи, отражая сизое небо, казались до лоска затертыми местами на асфальтовых штанинах улиц. Собственные его брючины липли к коленям, и те чесались под мокрой тканью. Учитель не замечал зуда, он помахивал "дипломатом" и, вспоминая, как хитроумно Алеша Зубарев избежал сегодня двойки по истории, улыбался носкам ботинок. После он думал о ней, окунался в теплый трепет, ничего не мог понять и решить для себя - хаос чувств щемил сердце.
У овощного ларька было смрадно и пустынно. Выставленные за стеклом возле банок с мандариновым вареньем мелкие шелушащиеся луковицы не привлекали хозяек. Витрина отражалась, удваивая свою нищету, в распластанной у ларька луже. Учитель задумчиво вошел в лужу, кивнул скучающему за стеклом Серпокрылу и, невольно морща нос, серьезно сказал:
- Пожалуй, меня и в самом деле меньше тянет в Ленинград. Видите, еще одна вещь становится мне ненужной. Скоро я сравняюсь в аскетизме с Диогеном и смогу обходиться без родины.
- Просто тебе стала нужна другая вещь, - возразил Роман Ильич. - В тебе, как и в "селянке", заменилась буква.
Внезапно за спиной учителя взвизгнула на тормозах машина. Он обернулся и увидел мордастый "КамАЗ", из кабины которого вываливался Андрей Горлоедов. Спрыгнув на асфальт, Горлоедов сжал кулаки и двинулся к ларьку красный, всклокоченный, злой. Только теперь учитель почувствовал, что брюки его мокры и безобразно липнут к ногам. Мысли отряхнулись, сделались звонкими и прозрачными, пятки машинально нащупывали опору, руки соображали, куда примостить "дипломат", если кругом - лужа.
- Ну что, кавалер, драть твою мать!.. - начал на ходу Горлоедов, но, дойдя до края лужи, в середине которой помещался учитель, остановился и разжал кулаки. - Труб-ба дело! - боднул он удивленно головой. - Мафия!
Некоторое время, медленно гоняя на скулах желваки, он прожигал учителя взглядом, потом картинно сплюнул на сторону и распорядился:
- Запомни: к Надьке не ходи. Ясно? Этот мармелад не тебя дожидается! Андрей резко повернулся и зашагал к машине. Прыгнув на подножку, он потерял равновесие, но выправился, шлепнул дверцей и с рыком сорвал "КамАЗ" с места.
Учитель протяжно выпустил из груди воздух. За плечом шелохнулось пространство, он перекинул взгляд назад, и губы его невольно растаяли в улыбке. Сзади стоял Серпокрыл - теребя в руках фомку, он смотрел вслед уезжающему грузовику. Губы учителя растекались шире. Серпокрыл, опережая вопрос, пригнулся к земле и, красный от натуги, завозил фомкой под ларьком.
- Надоела эта падаль, - сдавленно выдохнул он. И добавил: - Шиш достанешь! - Он выпрямился, плотный, шумно сопящий, и вдруг сощурился. Что будешь делать, Коля?
От овощного ларька по улочке, обсаженной липами, учитель спешил к рынку. В поределых липовых кронах трещали сороки. По дороге учитель выкурил подряд две папиросы, торопился, но, когда проскочил в ворота рынка, увидел, что ряды уже почти пусты и цветочницы не торгуют.
День падал в сумерки. Город становился блеклым, дома теряли фактуру, казались унылыми глыбами - останками подъеденной временем горной страны. Из колокольни гулко, как камнепад, катились наружу марши. В душе - то огонь, то зола и пепел. Это делаешь ты.
Около заветной двери учитель перевел дух; помедлил, полируя и притирая друг к другу заготовленные слова, потом утопил кнопку звонка.
Надя стояла за порогом в светлой прихожей, мягкая, домашняя, халат с расчетливой небрежностью оставлял открытым накат ее роскошной груди. Пропуская учителя в дверь, она отступила в глубь прихожей (волосы, угодив в случайный ракурс, вспыхнули под электрической лампой) и сыроватым голосом пропела:
- Я рада, что ты пришел, я ждала тебя.
- Твой посыльный вырастет крупным жуликом - дипломатом или директором рынка, - сказал учитель, просыпая заготовленные прежде слова в какую-то головную мусорную щель. - Он обменял твое приглашение на право не учить урок. Мне пришлось отпустить его с чистым дневником.
Надя вплотную подошла к гостю (волосы ее пахли чем-то райским), расстегнула на нем куртку, просунула под полы руки, фыркнула, почувствовав щекой сырость и колкость свитера.
- Я ждала тебя, я рада, что ты пришел, - повторила она прямо ему в лицо.
В комнате учитель сразу закурил. Он боялся своих свободных рук, боялся свободных губ. Хозяйка поставила на стол глиняную, облитую кофейной эмалью пепельницу и спросила:
- Ты купил вина?
- Нет. - Учитель пробежал пятерней ото лба к затылку, создав на макушке ершистый вихор. - Я как-то не подумал.
- Хорошо, что подумала я.
Надя вышла из комнаты и вернулась с бутылкой "Акстафы" и плетеной корзинкой, полной яблок. Яблокам надавали пощечин до кровавого румянца. Попугай при виде корзинки взволнованно развернул крылья, прошел по клетке вприсядку и наконец механически выдал: "Труб-ба дело". Надя взяла с подоконника лиловую шаль и накрыла клетку.
Когда они выпили, Надя без передышки снова наполнила бокалы и пылающим бочком подставила к носу гостя яблоко. Потом откусила сама и пристроилась на диване рядом с учителем.
- Скажи, - спросила она, слизывая с губ яблочную влагу, - разве в Ленинграде к женщине ходят без вина?
- С вином. Просто я бестолковый.
- Да, таких здесь больше нет, - подтвердила Надя. Теплой ладонью она пригладила ему вихор и поинтересовалась: - Тебе не жарко в свитере?
В спальне пылали батареи. Надя снимала перед зеркалом серьги, выскальзывала из фланелевого халата и, голая, собирала в косу лучистые волосы. Учитель чувствовал в ногах лихорадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9