Дустали-хан, который до этого, казалось, старался проглотить собственный язык, облегченно застонал:
– О – ох, смерть моя пришла… Господин доктор, что – о – о со мной? Куда я ранен?..
– Жить вам не тужить – ничего серьезного! Три мелких дробинки с большого расстояния угодили в ягодицы. Но неглубоко. Если вы потерпите, я смогу их извлечь Или, если желаете, отправлю вас в больницу.
Дустали-хан сквозь стоны еле выговорил:
– Ох, умру сейчас от боли… Я уже час целый страдаю, только стонать не решался.
– Отчего же не решались?
– Я боялся этой холеры… убийцы этой, жены моей! Я вам потом расскажу в чем дело, но, заклинаю вас, не отправляйте меня в больницу! Если можно, скажите моей жене, что положение, мол, опасное, но только не в больницу!
– Но у меня здесь нет обезболивающих средств, – прервал его доктор, – вам придется помучиться, пока буду пинцетом извлекать дробь. Потерпеть надо будет!
– Согласен, господин доктор, потерплю… Но вы должны обещать мне, что скажете жене про опасное положение: нет, мол, уверенности, что больной останется в живых. Ведь если она поймет, что мне не так уж худо, до утра меня придушит, убьет совсем…
Потом он обратился ко мне:
– И ты тоже, ради матери твоей, не говори ни слова. Ты Азиз знаешь, знаешь, на что она…
– Мужайтесь, господин Дустали-хан, обещаю что ничего не скажу Азиз-ханум.
Дустали-хан вздохнул свободнее и попросил воды, доктор удалился, чтобы поговорить с ожидавшими в приемной, я нацедил из эмалированного докторского рукомойника стакан воды для раненого и тоже вышел.
В приемной доктор настойчиво, убеждал Азиз ос-Салтане вернуться домой:
– А вы, ханум, ступайте к себе. Я приложу все усилия, сделаю все, что можно, но состояние вашего супруга не слишком обнадеживающее.
При этих словах доктор подмигнул дядюшке и остальным, чтобы они не принимали всерьез его речей. Асадолла-мирза подошел ко мне и тихонько спросил:
– Ну как он там?
– Ничего серьезного, – так же тихо ответил я, – Это он от страха перед Азиз-ханум сознание потерял.
Несмотря на уговоры доктора, никто не собирался покидать приемную. Пришлось ему вернуться в кабинет, я последовал за ним. Пока Дустали-хан, покрытый крупными каплями пота, кусал подушку, доктор извлек пинцетом три маленьких дробинки и наложил на рану повязку. Но тут Дустали-хан, превозмогая боль, принялся сдавленным голосом уговаривать доктора, чтобы тот обмотал ему бинтами все тело и запретил перевозить домой, предписав оставить его на ночь в доме дядюшки.
Когда доктор вышел из кабинета, все обступили его, а Азиз ос-Салтане заголосила:
– Ох, доктор, говорите, какая беда меня ожидает, как он себя чувствует?!
– Жить вам не тужить, ханум, жить вам не тужить, в настоящий момент ничего сказать не могу – все зависит от организма… Если дотянет до утра, значит останется в живых.
Он снова знаками дал понять дядюшке и прочим, что говорит это только для отвода глаз, а потом продолжал:
– На сегодняшнюю ночь оставьте его в доме аги – здесь ближе ко мне, в случае ухудшения я быстрее смогу подоспеть. Сейчас я впрыснул ему морфий – чтобы несколько ослабить боль, когда он придет в себя.
Уложив неподвижное перебинтованное тело Дустали-хана на легкую походную кровать, мы перетащили его к дядюшке. Азизолла-хан, участковый полицейский, который вышагивал у дверей, дошел с нами до дядюшкиного дома. Дядюшка повернулся к нему:
– Господин Азизолла-хан, Дустали лучше, вы можете идти.
– Но, ага, мне поручено составить рапорт. В человека стреляли…
– Это несчастный случай, он поранил себя во время чистки ружья. Состояние у него удовлетворительное, и жалоб ни от кого не поступало.
– Воля ваша, ага, только какое же это ружье он чистил, что пуля ему в заднее место угодила?.. Мы ведь тоже не дети малые!
Маш-Касем заволновался:
– Сколько можно придираться, Азизолла-хан?.. До чего же вы все зануды, вам бы только прицепиться к чему ни попадя! Человек в здравом уме занимался с ружьем, отошел…
– Ум-то умом, а вот как насчет здравой задницы? – прервал его полицейский.
– Да уж, ружье штука такая… Иной раз в глаз стрельнет, Другой раз – в сердце, а случается и в заднюю часть попадает. Вот один мой земляк…
– Маш-Касем, ты бы уж не вмешивался, – раздраженно оборвал его дядюшка. Он увел Азизолла-хана в другую комнату и, очевидно, столь убедительно разъяснил ему, как пуля, сбившаяся с пути во время возни с ружьем, попадает именно в то самое место, что Азизолла-хан, выходя из дверей, все еще приговаривал:
– Вы уж извините, ага, мы, конечно, вашу хлеб – соль завсегда помним… Ну, пойду – ничего я об этом не слыхал… Но если, не дай бог, господину Дустали похудшает, вы уж, пожалуйста, сами до утра сообщите в полицейское управление.
Когда я вошел в комнату, где лицом вниз уложили Дустали-хана, я сразу увидел Лейли, которая с полными слез глазами сидела у постели больного. Я просто не мог оставить ее в такой печали и тревоге: знаком подозвал к себе и сообщил, что состояние раненого вовсе не плохое и он изображает умирающего только из страха перед женой.
Азиз ос-Салтане между тем не замолкала ни на минуту. Ударяя себя по голове, по лицу, она рыдала и причитала:
– Порази господь мою руку… Боже, пошли мне смерть, чтобы не видала я Дустали в таком состоянии. Придумайте же что-нибудь, позовите какого-нибудь другого врача! Я его в больницу отвезу…
– Ханум, другой врач не поможет, – старался успокоить ее дядюшка. – В этот час где мы найдем врача? Да и больного лучше не беспокоить – может открыться рана И потом, в больнице начнут расследовать, как это случилось… Вы хотите попасть в тюрьму?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158