ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— она с надеждой смотрела на Томпсона, на отца Игнасио…
— Конечно подождем, мэм, — вежливо ответил Томпсон, — сколько сможем.
* * *
Молоты грохотали у него в голове, и отец Игнасио поднялся на сухом тростнике, служившем ему ложем. Песчаные блохи лениво разбрелись в разные стороны. Это лихорадка, подумал он, если бы она отпустила… на час… на полчаса… если бы голова стала ясной, я бы сказал им… Убедил бы их уйти — здесь больше нечего ждать, не на что надеяться.
Но женское упорство — вещь почти неодолимая, тем более, Мэри неожиданно поддержала Элейну. Он, конечно, вернется, сказала она — будет просто нехорошо взять вот так и уйти, когда, быть может, он взывает о помощи, ранен или просто заблудился во тьме пещер. Но время шло, леди Элейна напрасно сидела на берегу, кусая губы, а он, отец Игнасио, трясся от жары и холода одновременно, и молоты у него в голове все грохотали.
В голове? Он неверными шагами направился к костру, где Томпсон деловито паковал заплечный мешок — он затянул ремни и уставился на священника снизу вверх.
— А, вы тоже их слышите? Похоже на барабаны, — сказал он, наконец, — странно только, они идут вроде как из-под воды.
— Как вы думаете, — отец Игнасио покрутил затекшей шеей, — кто это?
— Ну… кто-то же проложил тропу сюда, верно? О местных племенах ходят дурные слухи. И я бы…
— Да?
— Не думаете же вы, что Аттертон еще жив? Пора кончать этот цирк. Впрочем, если они будут медлить, уйду один. Я отработал свое.
Бу-бум… бу-бум…
Невидимые барабаны во тьме выбивали причудливый ритм, от которого можно сойти с ума…
— Сударыня, — выговорил он, морщась от боли и пытаясь разглядеть лицо Элейны в клочковатой тьме, — Послушайте… эти сокровища, их хватит, чтобы организовать спасательную экспедицию… вернуться сюда с солдатами… Но сейчас надо уходить.
Интересно, земля трясется, или это только ему кажется из-за лихорадки?
Эта черная Африка с ее мертвечиной, с ее мерзкими болезнями, с ее уродливыми тварями и злобными духами — эта Африка проклята Господом.
* * *
Томпсон шел впереди, насторожив карабин, тогда, как остальные, поддерживая друг друга, спешили за ним; сначала по песку и по вывороченным корням прибрежного кустарника, потом — оскальзываясь в подсохшей грязи. Лилии исчезли; Болото стянуло бурой коркой, сквозь которую кое-где торчали редкие пучки тростника и осоки. Ярко синие стрекозы метались над ней, точно стайка обезумевших серафимов. Сухая слизь на тропе блестела, словно спекшееся стекло.
— Бум-мм, — глухо звучало позади.
По корке подсохшей грязи побежали темные трещины.
Мэри взвизгнула:
— Это там, внизу. Они просыпаются.
— Кто?
— Они. Те, кто спит там… спал… Мы разбудили их.
— Черт! — Томпсон водил стволом карабина из стороны в сторону, — Да оттуда кто-то лезет. Водяной дьявол! Точно! Мы не подарили ему ничего по дороге сюда, вот он и разозлился.
— Это языческая чушь, — прошипел отец Игнасио, едва ворочая пересохшим языком.
— Нет! — настаивал Томпсон, — говорю вам, я слышал такие истории. Бросьте же ему что-нибудь, пока он не потопил всех нас…
— Нет!
Плоская поверхность начала вспучиваться, в трещины заливалась мутная зеленая вода.
— Отец Игнасио!
Мэри в ужасе вцепилась в него, и он не мог оттолкнуть ее, чтобы защититься крестным знамением.
— Бросьте! — кричал Томпсон, — мэм, эти ваши цацки! Отдайте ему…
Вода вновь всосалась в болото с чавкающим звуком.
— Нет! — Элейна Аттертон судорожно прижимала к себе сумку, — не это! Ричард ради них… нет!
— Хоть что-нибудь!
Что-то пронеслось в воздухе, сверкая, точно золотая муха, и пулей ушло в липкую грязь прежде, чем отец Игнасио успел сказать хотя бы слово. Опять этот чавкающий звук, поверхность болота вздрогнула и застыла. Разлетевшиеся в испуге стрекозы вновь зависли над остриями осоки.
Леди Аттертон обернула к нему бледное лицо.
— Теперь вы проклянете меня, отец Ингасио? — спросила она с нервным смехом.
— Нет, — сказал он угрюмо, — что сделано, то сделано.
— Да, пожалуй, — она вздохнула, — помогите мне, Арчи.
Юноша протянул ей руку, помогая перебраться через рытвину… Мэри осторожно, мелкими шагами, тоже двинулась вперед. Томпсон пропустил идущих, все еще настороже, карабин неподвижно лежал в его руках.
— Ну вот, — сказал он отцу Игнасио с короткой усмешкой, — как хорошо все уладилось, верно? Аттертона больше нет, и будь я проклят, если его вообще удастся найти.
— Всегда есть надежда. Элейна надеется.
— Уже нет. Видели, что она кинула туда, этой твари, чем бы та ни была?
— Отец Игнасио молча покачал головой.
— Свое обручальное кольцо, — фыркнул Томпсон, — свое обручальное кольцо.
* * *
Деревья, сплошь затянутые паутиной вновь остались позади. Вот странное дело, думал отец Игнасио, мы не любим пауков, не любим и боимся. За то, что он раскидывают сети, за то, что эти сети — липкие, за то, что мухи, попадая в них, невыносимо зудят и бьются… За то, что они высасывают свои жертвы, оставляя лишь спеленутые сухие шкурки. За то, что у них восемь ног и полным-полно глаз по всему телу. А ведь они истребляют тех, кто несет нам лишь страдание — мух, москитов, ядовитых насекомых. Значит, нам противен именно внешний облик, повадка, способ убийства. Выходит, есть древние механизмы любви и ненависти — неуправляемые. И если бы у человечества вдруг появились благодетели, создания, раскрывающие перед нами некие новые, неведомые прежде двери, но чьи привычки и черты, чей способ жизни показался бы нам отвратителен… Как знать, не стали бы мы истреблять этих благодетелей, брезговать ими, сторониться их… стыдиться…
Он вздрогнул и прерывал свои раздумья, словно в них было нечто неприличное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Конечно подождем, мэм, — вежливо ответил Томпсон, — сколько сможем.
* * *
Молоты грохотали у него в голове, и отец Игнасио поднялся на сухом тростнике, служившем ему ложем. Песчаные блохи лениво разбрелись в разные стороны. Это лихорадка, подумал он, если бы она отпустила… на час… на полчаса… если бы голова стала ясной, я бы сказал им… Убедил бы их уйти — здесь больше нечего ждать, не на что надеяться.
Но женское упорство — вещь почти неодолимая, тем более, Мэри неожиданно поддержала Элейну. Он, конечно, вернется, сказала она — будет просто нехорошо взять вот так и уйти, когда, быть может, он взывает о помощи, ранен или просто заблудился во тьме пещер. Но время шло, леди Элейна напрасно сидела на берегу, кусая губы, а он, отец Игнасио, трясся от жары и холода одновременно, и молоты у него в голове все грохотали.
В голове? Он неверными шагами направился к костру, где Томпсон деловито паковал заплечный мешок — он затянул ремни и уставился на священника снизу вверх.
— А, вы тоже их слышите? Похоже на барабаны, — сказал он, наконец, — странно только, они идут вроде как из-под воды.
— Как вы думаете, — отец Игнасио покрутил затекшей шеей, — кто это?
— Ну… кто-то же проложил тропу сюда, верно? О местных племенах ходят дурные слухи. И я бы…
— Да?
— Не думаете же вы, что Аттертон еще жив? Пора кончать этот цирк. Впрочем, если они будут медлить, уйду один. Я отработал свое.
Бу-бум… бу-бум…
Невидимые барабаны во тьме выбивали причудливый ритм, от которого можно сойти с ума…
— Сударыня, — выговорил он, морщась от боли и пытаясь разглядеть лицо Элейны в клочковатой тьме, — Послушайте… эти сокровища, их хватит, чтобы организовать спасательную экспедицию… вернуться сюда с солдатами… Но сейчас надо уходить.
Интересно, земля трясется, или это только ему кажется из-за лихорадки?
Эта черная Африка с ее мертвечиной, с ее мерзкими болезнями, с ее уродливыми тварями и злобными духами — эта Африка проклята Господом.
* * *
Томпсон шел впереди, насторожив карабин, тогда, как остальные, поддерживая друг друга, спешили за ним; сначала по песку и по вывороченным корням прибрежного кустарника, потом — оскальзываясь в подсохшей грязи. Лилии исчезли; Болото стянуло бурой коркой, сквозь которую кое-где торчали редкие пучки тростника и осоки. Ярко синие стрекозы метались над ней, точно стайка обезумевших серафимов. Сухая слизь на тропе блестела, словно спекшееся стекло.
— Бум-мм, — глухо звучало позади.
По корке подсохшей грязи побежали темные трещины.
Мэри взвизгнула:
— Это там, внизу. Они просыпаются.
— Кто?
— Они. Те, кто спит там… спал… Мы разбудили их.
— Черт! — Томпсон водил стволом карабина из стороны в сторону, — Да оттуда кто-то лезет. Водяной дьявол! Точно! Мы не подарили ему ничего по дороге сюда, вот он и разозлился.
— Это языческая чушь, — прошипел отец Игнасио, едва ворочая пересохшим языком.
— Нет! — настаивал Томпсон, — говорю вам, я слышал такие истории. Бросьте же ему что-нибудь, пока он не потопил всех нас…
— Нет!
Плоская поверхность начала вспучиваться, в трещины заливалась мутная зеленая вода.
— Отец Игнасио!
Мэри в ужасе вцепилась в него, и он не мог оттолкнуть ее, чтобы защититься крестным знамением.
— Бросьте! — кричал Томпсон, — мэм, эти ваши цацки! Отдайте ему…
Вода вновь всосалась в болото с чавкающим звуком.
— Нет! — Элейна Аттертон судорожно прижимала к себе сумку, — не это! Ричард ради них… нет!
— Хоть что-нибудь!
Что-то пронеслось в воздухе, сверкая, точно золотая муха, и пулей ушло в липкую грязь прежде, чем отец Игнасио успел сказать хотя бы слово. Опять этот чавкающий звук, поверхность болота вздрогнула и застыла. Разлетевшиеся в испуге стрекозы вновь зависли над остриями осоки.
Леди Аттертон обернула к нему бледное лицо.
— Теперь вы проклянете меня, отец Ингасио? — спросила она с нервным смехом.
— Нет, — сказал он угрюмо, — что сделано, то сделано.
— Да, пожалуй, — она вздохнула, — помогите мне, Арчи.
Юноша протянул ей руку, помогая перебраться через рытвину… Мэри осторожно, мелкими шагами, тоже двинулась вперед. Томпсон пропустил идущих, все еще настороже, карабин неподвижно лежал в его руках.
— Ну вот, — сказал он отцу Игнасио с короткой усмешкой, — как хорошо все уладилось, верно? Аттертона больше нет, и будь я проклят, если его вообще удастся найти.
— Всегда есть надежда. Элейна надеется.
— Уже нет. Видели, что она кинула туда, этой твари, чем бы та ни была?
— Отец Игнасио молча покачал головой.
— Свое обручальное кольцо, — фыркнул Томпсон, — свое обручальное кольцо.
* * *
Деревья, сплошь затянутые паутиной вновь остались позади. Вот странное дело, думал отец Игнасио, мы не любим пауков, не любим и боимся. За то, что он раскидывают сети, за то, что эти сети — липкие, за то, что мухи, попадая в них, невыносимо зудят и бьются… За то, что они высасывают свои жертвы, оставляя лишь спеленутые сухие шкурки. За то, что у них восемь ног и полным-полно глаз по всему телу. А ведь они истребляют тех, кто несет нам лишь страдание — мух, москитов, ядовитых насекомых. Значит, нам противен именно внешний облик, повадка, способ убийства. Выходит, есть древние механизмы любви и ненависти — неуправляемые. И если бы у человечества вдруг появились благодетели, создания, раскрывающие перед нами некие новые, неведомые прежде двери, но чьи привычки и черты, чей способ жизни показался бы нам отвратителен… Как знать, не стали бы мы истреблять этих благодетелей, брезговать ими, сторониться их… стыдиться…
Он вздрогнул и прерывал свои раздумья, словно в них было нечто неприличное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23