— сквозь зубы, но опять же, вежливо. И глазами — зырк!
Какое-то время все спокойно шло. Потом опять — мне на сборы ехать, ему на олимпиаду. По математике я к тому времени на твердую тройку съехал.
А к этому времени придурки из облоно как раз ввели эту систему рефератов. По гуманитарным, значит, дисциплинам. Истории, там, литературе. Сочинений им, блин, уже мало было. Считалось, что это обучает самостоятельной работе с материалом — какой-то урод новый метод решил внедрить, потому что захотел получить звание заслуженного учителя. И наша школа как раз под этот топор и попала. По истории у нас что-то было, как раз к Октябрьским, перед каникулами, ну, это как-то пронесло — я картинки из «Огонька» повырезывал, бежит матрос, бежит солдат, стреляют, блин, на ходу, все путем. Получил свою тройку. Тогда уже к этому как-то так… несерьезно все относились и оно, надо сказать, очень чувствовалось.
А по литературе мне достался Лев Толстой и эпохальный роман «Война и мир». Эпопея народного гнева. И, желательно, машинописным текстом, если у самого почерк кривой и с иллюстрациями. История написания бессметрного литературного произведения, как Толстой народ любил, роль Софьи Андреевны… Она, чтоб вы знали, раз двадцать этот роман переписывала — и каждый раз с самого начала. Историческая ситуация в Ясной Поляне на тот момент, все такое… А у меня как раз тренировки. Я каждый вечер раньше десяти домой не прихожу и уже полувменяемый. Все сроки и пропустил. Сонька Золотая Ручка, русачка, уже Морковке пожаловалась, а у той свои цурес, дочка родила неизвестно от кого, но подозревают, что как раз от форварда «Черноморца». Она мне и вмыслила по первое число — что от футбола один вред и рост бездуховности в обществе, и что я просрал свое будущее, потому как мог из меня получиться неплохой инженер, а я вместо того, чтобы ко Льву Толстому приобщаться, весь свой трудный переходный возраст мяч ногой пинаю, ну, понятное дело, у нее с футболом свои счеты. Ладно, я иду домой, сажусь за чертов реферат, тренировку пропускаю, школу пропускаю, на машинке одним пальцем тюкаю, спер книгцу из районки, морду Толстого вырезал и в реферат подклеил, Наташу Ростову на первом балу — то есть на самом деле из фильма, где она со Штирлицем танцует, но все равно, здорово получилось.
Прихожу на следующий день, реферат в папочке, все как положено. Как-то все не так на меня смотрят Но мне, понятное дело, не до того. Я папку в зубы, бегу в кабинет литературы, где сидит Золотая Ручка, говорю — Здрасьте, Софья Рувимовна, я реферат принес.
— Уже знаю, — говорит. А у самой морда вся в пятнах, аж по шее поползли, глаза слезами заволокло, и смотрит она на меня как на вошь лепрозную. С таким глубоким омерзением.
А надо сказать, она ко мне в общем, неплохо относилась. Называла «Мишенькой» и уродовала очень даже в меру.
— Вот, — говорю, — протягиваю ей папку.
Она от нее как шарахнется!
— Хватит, — говорит, — больше не надо.
Мне то что?
— Не надо, так не надо, — говорю, но в общем обидно, — я ж, говорю, специально для вас старался! Делал!
— Уж и постарался! — она уже прямо кричит. — Ну, спасибо! Да что ж я тебе такого, Миша сделала? Я ж к вам со всей душой! Как же, Миша, можно так над человеком издеваться?
Понятное дело, училка, глубоко закомплексованное существо.
— Ну, я ж не нарочно, Ну, затянул маленько. Но принес же!
— Такое не нарочно сделать невозможно, — говорит она с глубоким отвращением.
Я, понятное дело, в недоумении.
— Так возьмете реферат или нет?
— Еще один? — говорит она и хватается за горло, как будто я ее душу.
— Как, еще? — тут я начинаю что-то соображать, — позвольте! Золо… э… Софья Рувимовна, вот он, реферат, первый и единственный.
— Уже был один! — трясется она, — не просто единственный! Уникальный! Мало тебе? Второй притащил?
— А тот, пардон, где? — спрашиваю.
— В дирекции, — говорит. — Где ж еще?
У меня что-то внутри екнуло и еще ниже опустилось.
— Хочу, — говорю, — на него посмотреть.
— Естественно, — холодно говорит она, уже овладев собой и по-прежнему глядя на меня, как на мокрицу, — на него и директор хотел посмотреть. А твоя тяга к твоему шедевру мне вполне понятна, хоть и лежит за гранью патологии. Сходи-сходи. Полюбуйся еще раз.
Ну, чего там говорить. Короче, пошел я к директору. Чего я там от него выслушал, тут пересказывать не буду. Но реферат все-таки видел. Он называется «Лев Толстой как зеркало сексуальной революции ХХ века». Что там написано, не буду пересказывать, хотя слог там вполне приличный и ни одного матерного слова не наблюдалось. Но про графа я много чего интересного узнал. И не только про графа. Про либидо его могучее, жену его, Софью Андреевну, и про то, как он свои комплексы изживал, потому что неумолимо влекло его к проституткам и продажным светским тварям и он им мстил, потому как в романах своих с ними расправлялся, грубо говоря, мочил он их, кого как, Элен Безухову примочил, Анну Каренину… эту падлу из «Крейцеровой сонаты». Катюшу Маслову, правда, слегка пожалел… Материал, как говорят наши учителя, привлечен обширный, и обработан хорошо. Но как иллюстрирован! Где тот, кто это писал, картинки взял, вот что мне интересно? Тогда литературы такого рода в свободном доступе почти и не имелось! То есть вообще не имелось ее в свободном доступе. Я думаю, там вся учительская над этим рефератом корпела, потому что уж очень он был руками захватан, особенно там, где картинки…
И подпись, черным по белому:
Михаил Шендерович, 8-б класс.
Машинописная подпись, между прочим, и весь реферат про сексуальные похождения графа и его любимых героевна машинке оттюкан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124