Но сначала, конечно, надо было добраться до лагеря. Она встала, покачиваясь.
Не говоря ни слова, Хок подхватил ее на руки. Она обняла его за шею, со вздохом прислонила голову к его груди и закрыла глаза. Она устала, смертельно устала.
Хок следил только за тем, чтобы не оступиться. Он выбрал как можно более пологий спуск, хотя для этого пришлось сделать солидный крюк.
Пейдж повисала на нем все тяжелей, и он понял, что она уснула. Исходя нежностью, он крепче прижал ее к себе – как ребенка, которого несут в постель.
Разве мог он жалеть, что судьба свела их, дала ему шанс узнать Пейдж? Опустив взгляд на ее лицо, он отметил, что круги под глазами еще не прошли. Как же он позволил ей уговорить себя – в противовес здравому смыслу?
Да потому, что стоит ей посмотреть на тебя своими фиалковыми глазищами – и ты уже кисель киселем.
До лагеря они добрались в сумерках. Пейдж так и не проснулась. Хок бережно уложил ее поверх спального мешка и пошел к костру сообразить что-нибудь на ужин. Слава Богу, хоть провизии у них предостаточно. Живи не хочу. Только вот Хок знал, что долго не выдержит рядом с Пейдж – его разнесет на куски желание. Все тело ныло, и лишь отчасти это можно было свалить на трудный переход, который он проделал с Пейдж на руках.
Была уже темная ночь, когда Пейдж тоже вышла к костру.
– Прости, я доставила тебе столько хлопот.
Хок улыбнулся.
– Ничего страшного. Тебе получше? Пейдж кивнула.
– Не понимаю, откуда эти приступы боли. Как только хочу сконцентрироваться – хоть что-нибудь вспомнить, – голова просто лопается.
Он протянул ей тарелку с едой и кружку.
– Ответ ясен, доктор. Поменьше думай. Не концентрируйся. Все придет в свое время.
– Тебе легко говорить. У тебя же нет провалов в памяти.
– Я только хочу сказать, что от этих мыслей пользы не будет, один вред.
Она призадумалась. Он был прав – как всегда. Ели они в молчании, следя за игрой огня.
– А мы с тобой уже занимались любовью? – выпалила вдруг Пейдж.
Хок, только что отхлебнувший кофе, поперхнулся. Ему с трудом удалось выговорить:
– С чего это ты вдруг?
– Просто я обдумывала все, что от тебя услышала. Ты избегаешь разговоров о нашем браке, как будто это была ошибка. Ты сказал, что мы знаем друг друга недавно, значит, недавно и поженились. Но ты по каким-то причинам не хочешь об этом говорить.
Хок поднялся.
– Да, правда. Не хочу. Ты кончила есть? Пейдж взглянула на свою тарелку и с удивлением увидела, что все съела.
– Кончила.
Он забрал у нее тарелку и кружку. Присев подле, взял ее руку в свои.
– Пейдж, прошу тебя, оставим тему нашей семейной жизни. Выбрось это из головы. Сейчас это совершенно неважно. Сейчас для тебя важен покой – и никаких мыслей, чтобы ты поскорее поправилась. На днях нам придется, не дай Бог, начать переход через горы, ты должна быть готова.
Он повернул ее руку ладонью вверх и медленно провел указательным пальцем по ее линии жизни.
– Ты мне очень дорога, и я обещаю, что никогда тебя не обижу. Ты должна доверять мне.
– Я доверяю. Я уже доверила тебе свою жизнь. Только я не понимаю, какая кошка между нами пробежала.
– Не пробегало между нами никакой кошки, можешь ты это понять?
– Могу, наверное.
– Вот и хорошо.
Он встал и поднял ее.
– Теперь иди ложись и постарайся снова уснуть. Постараешься?
Выражение его лица было хмурое, чуть ли не болезненное. Как бы она хотела разогнать эти тучи, прижать его к себе, уверить, что нет такой трудности, которой они не преодолели бы вместе.
– Постараюсь, Хок. Буду тебя слушаться. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его.
– Доброй ночи, любимый.
Он смотрел ей вслед, пока она не забралась в палатку. Потом взял свою кружку с кофе и в первый раз с тех пор, как они застряли здесь, пожалел, что нет чего-нибудь покрепче.
Еще несколько часов он в оцепенении просидел у костра. Может быть, его любовь и не поддавалась контролю, зато он чертовски здорово контролировал внешние проявления этой любви.
И не будет никаких внешних проявлений.
Уж я постараюсь.

Глава 7

- Сначала Средний Восток, потом Юго-Восточная Азия, там я крутился года три… Под разговор Хок разбирал свою рыболовную снасть. Они с Пейдж расположились у заводи, образованной излучиной их ручья. Хок полулежа раскладывал поплавки и грузила по ячейкам специального сундучка.
Пейдж растянулась на спине в нескольких футах от него, наслаждаясь тихими звуками природной жизни, тенью осины, но больше всего – тем, что Хок говорил с ней о себе.
– А в армии ты служил?
– Нет. Я делал для них кое-какую работу, но не более того.
Она смотрела, как пляшут по нему пятна света, пробивающиеся сквозь густую листву, и вдруг спросила с бессознательной острой тоской:
– У тебя было когда-нибудь место, которое ты называл домом?
С минуту он, задумавшись, смотрел в пустоту.
– Я родился в резервации подле Дульсе, Нью-Мексико. До четырнадцати лет жил вместе с матерью. Счастливые четырнадцать лет… я думал, что так и надо. – Он покачал головой. – А потом, дело было зимой, мать заболела воспалением легких и умерла. – Его рука сжалась в кулак, выдав его чувства. – Бессмысленно! Но, по-моему, ей было все равно, жить или нет. Ей казалось, что она меня вырастила и больше не нужна. – Он смолк, и только тихо журчала вода. – Она ошибалась… но я уже никогда не смог ей этого доказать.
– И тогда ты ушел и решил, что тебе больше никто не нужен, – предположила Пейдж.
Он поднял брови.
– Как ты догадалась?
– Я встречала детей, которые так реагируют на потерю близкого человека. Это страх подпустить к себе кого-то, а потом его потерять.
Она подобрала прутик и стала теребить им траву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41