я стала бояться, что однажды ночью вдруг услышу, как единственный в Большом Поместье слуга-мужчина, непомерно самодовольный, поднимается с черного хода по крутой лестнице. Хотя, конечно, из-за этого вовсе не стоило терять сон, ибо вряд ли мистер Джейке покусился бы на меня так явно, о чем мне следовало бы догадаться после эпизода у моста, несмотря на жировик на его шее.
Вскоре после этого, как я уже сказала, мои обязанности были расширены от кухни с огородом и детей с кудахчущими курами, которых я наловчилась забивать без всякой помощи, до залов и спален в огромных и запретных, как я всегда чувствовала, хозяйских покоях Большого Поместья. Я начала изучать расположение комнат уже заселенных и комнат, которые лишь стояли наготове, поджидая обитателей, и кухонные колокольчики, висевшие в ряд на лоске и пронумерованные, так что если звенел, например, номер двадцать первый, это означало, что слуга требовался именно в соответствующей комнате; при этом предполагаюсь, что мы. домашняя прислуга, знаем, где какая комната, ведь, разумеется, никаких номеров у них не было. То есть номеров на дверях. Таким образом, мне оставалось лишь следовать за мистером Джейксом и сравнивать его уродливое тело с фигурой мистера Кэнти, которого я никак не могла забыть (из паба «У Кэнти», конечно), или майора Минфорда, несмотря на все разочарование, мне им доставленное, и в то же время постоянно думать о моем капрале Стеке, который, в обычном смысле слова, как мужчина ничего собой не представлял, но был тем не менее дорог мне, в отличие от других, и который явно лежал живым и, возможно, даже поправлялся в одной из комнат, показываемых мне мистером Джейксом.
Почтения мистеру Джейксу я не выказывала. Но изо всех сил старалась определить заветную дальнюю комнату, когда неожиданно звенел колокольчик. Это было нелегко. А кстати, вы знаете, что все эти колокольчики, висящие на кухне в ряд, насквозь проржавели от длительного неупотребления? И как им удавалось звенеть так звонко и чисто – от чего я подпрыгивала, выпрямлялась и отрывалась от работы, над которой корпела, – вызывая меня в очередную пустую комнату, что полностью сбивало меня с толку и наводило на мысли о собственной тупости? Да, это нервировало так, что руки опускались, поверьте. Я, конечно, вынуждена была выполнять свои обязанности независимо от того, в чем они заключались, – этому я научилась в «Святой Марте», – и при этом выполнять быстро, не раздумывая, и, конечно, неистово желала вновь обрести самого старого, по моему мнению, солдата из «Святого Климента» живым. Так что, если один из этих звонких колокольчиков приводил меня не в ту комнату, я впадала в отчаяние и на чем свет стоит, фигурально выражаясь, кляла себя за бездарность. Но если я отвечала на звонок правильно, что иногда тоже случалось, то с трудом скрывала свою радость, поднимала глаза от подноса, который несла, и, остановившись на пороге, быстро обводила огромную комнату взглядом, даже если хорошо знала, что Тедди там нет.
Но меня доставали не только несносные колокольчики. Так, в один прекрасный день мистер Джейке заявил мне, что сегодня я буду подавать вечерний чай. Долгие часы я готовилась к этому – слишком гордая, чтобы спросить у мистера Джейкса или миссис Мэри Грант, как лучше надежно и удобно держать слишком большой для меня поднос: маленькие фарфоровые чашки позвякивают, а чай обжигает, что я обнаружила, когда пыталась поднять чайник. Но по какой-то причине – или ее отсутствию – ни мистер Джейке, сидевший в темном углу, ни Мэри Грант, которая собирала поднос, ничего не посоветовали мне и не приободрили, будто бы наслаждаясь моими трудностями; им было невдомек, что этим они сами компрометируют персонал Большого Поместья. На подносе уместились и кексы, и копченая селедка, и большая миска с яйцами всмятку, и ломтики бекона, в основном жирного, – настоящая еда для желающего выжить в нашей стране, будь он коренным жителем или нет.
Путь из кухни в гостиную пролегал вдоль множества коридоров, и все они были длинны, холодны и пусты. Их полы устилали маленькие коврики из дальних стран, как я думала. На концах они были скручены, из-за чего я постоянно поскальзывалась, и поэтому, стараясь идти быстро, чтобы добраться до гостиной с еще теплым чаем, а также яйцами, кексами и сэндвичами, я подвергала себя огромному риску, и меня колотило от страха и неуверенности еще до того, как я предстала перед теми, кому предназначалось все это доставленное мною изобилие. А было их несколько.
А, Осотка. Поставьте поднос на этот стол. Чай я разолью сама.
Как скажете, мисс.
По крайней мере, она звала меня по имени, которое я узнала, хотя услышать его от нее и в такой ситуации было так же унизительно, как и ее обычное «вы», хотя, по правде говоря, видела я ее не часто, и слава богу, как говорила я себе для самоуспокоения. А вы думаете, легко было поставить поднос, когда она приказала мне это сделать своим беззаботным и насквозь фальшивым голоском? Нелегко! Дело в том, что мое внимание привлек слабый огонек в старом закопченном камине, где, судя по его размерам, могло бы полыхать мощное пламя. А также сама хозяйка Большого Поместья, на которой был новый охотничий костюм. Она стояла спиной к огню, как мужчина, а не как молодая женщина, более хорошенькая и более зрелая, чем я, хоть и моего роста и такая же худенькая – я вынуждена была признать это, но лишь в глубине души. А также молодой человек, сидевший на небольшом позолоченном стуле, который, казалось, рухнет под ним еше до того, как я избавлюсь от этой ужасно неустойчивой ноши, которую старалась удержать на вытянутых руках и при этом развернуться в сторону, – ее я уронила бы, испугавшись грузного молодого человека, чье отталкивающее лицо было прямой противоположностью тонкой улыбке молодой хозяйки и потому абсолютно сочеталось с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35