Живешь как в затоне, думалось иногда, и грызла душу растущая тревога. Так прошло четыре с лишним года. И наконец он решился.
Почему же в Сибирь, на Камчатку? Почему? Да разве так просто ответишь! Может быть, потому, что трудно начинать вторично с азов там, где неудачно сложилась твоя первая работа? А может быть, оттого, что его деревенскую натуру тянула из города та любовь к вольготной жизни на диких просторах, которая вековым корневищем проросла в душе русского мужика?
Он только знал, что его не тронула зависть к успехам товарищей. Не был он захвачен и этой газетной романтикой. Не подвига в борьбе со стихией искал он. Ему просто нужно было такое дело, чтобы совесть заглушить. Но разве там, в институте, не было дела? Было. Но не его, не его... Это он точно теперь знает. Каждый человек рождается для своего дела. Дело - это как жена. Много женщин на свете, но ты ищешь свою, единственную. Бывает, увлекаешься. Но все не то. Настоящая жена всегда только одна. Найдет ли он ее?..
Воронову неловко было стеснять Забродиных, да и скучно по вечерам торчать в Нахаловке. Он встретил как-то своего камчатского приятеля инженер-капитана Юрия Полякова, по прозвищу Юпо. Тот вечно участвовал во всяких комиссиях и постоянно принимал от Воронова построенные морские объекты.
- Душа моя! Какими судьбами? Где остановился? - засыпал Юпо вопросами Воронова. - Ну как, женился? Не приехала? Тогда переселяйся к нам, на "Монблан". У нас - общество...
"Монбланом" в Тихой Гавани назывался гарнизонный поселок - несколько двухэтажных домов, ютившихся по склону Вороньей сопки. Дома деревянные, грязные, с длинными коридорами, с косыми дверями и дырявыми дощатыми перегородками. Это были обыкновенные бараки, построенные каким-то рыболовецким трестом для вербованных рыбаков. Но один чудак завербовал в Молдавии три цыганских табора. Кочевать цыганам запретили. И не все ли равно куда было им ехать. Идти в море, ловить рыбу они наотрез отказались. "Мы ее туда не пускали, начальник..." А недели через две переселились в Приморск. Опустевшие бараки самовольно захватили офицеры и сверхсрочники...
Воронов с радостью переехал к Юпо и по вечерам пропадал теперь в бильярдной Дома офицеров.
Однажды он встретил там Синельникова.
- Хочешь с ним сыграть? - шепнул Юпо Воронову, кивая в сторону Синельникова. - Вот соперничек... Пантера, тигра!..
- Не хочу.
- Почему?
- Не нравится он мне.
- Глупости! Он отличный мужик, - сказал Юпо. - Я вас сведу сейчас.
У Синельникова как раз окончилась партия.
Юпо быстро подошел к молоденькому Лейтенанту в артиллерийских погонах и что-то шепнул ему на ухо.
- Чья очередь? - спросил Синельников.
- Я свою уступаю, - сказал, краснея, Лейтенант.
- Очередь моя... Но я передаю кий лучшему игроку. - Юпо демонстративно отдал кий Воронову и крикнул маркеру: - Папаша, открывай новый сеанс! Шарики запасные сюда! Новенькие!
Подошел маркер, молчаливый, горбатый старик, прозванный Квазимодой, и вывалил на стол из мешка все шары разом, словно картошку. Шары и в самом деле оказались новыми, без единой выбоинки. Юпо поставил их треугольником и подозрительно повел горбатым носом.
- Братцы, жареным пахнет. Кажется, кто-то горит. Это не ты, случаем, Петя?
- Цыплят по осени считают, - ответил Синельников и разбил шары.
Игра началась. Воронов ходил вокруг стола молчаливый и сосредоточенный. Он подолгу приглядывался к шарам, потом как-то внезапно сгибался и мгновенно бил, выбирая только крупные очки, на мелочь совершенно не обращая внимания. Удары его были резкие, сильные, красивые. Во всей игре чувствовался особый шик уверенного в себе и щедрого игрока. Он совершенно не интересовался битой, или, как говорят бильярдисты - "своим" шаром. И в этом был тоже шик. Играть с ним было легко. Синельников подбирал его небрежности и держался по счету вровень. Этот Воронов сегодня нравился ему, и, против обыкновения, за игрой он изредка перекидывался с ним фразами.
- Все в Нахаловке обитаете?
- На днях переехал.
- Где поселились?
- Пока на "Монблане".
- Значит, в гору пошли.
- Повезло.
- А какие у нас охотничьи угодья! - сказал Юпо.
- Это не по моей части, - ответил Воронов.
- А рыбалка?
- Не интересуюсь.
- Петр Ермолаевич, в таком случае покажите ему сикамбриоз.
Все засмеялись.
Это слово на языке Юпо означало - крышка.
Счет у Воронова перевалил за шестьдесят. На столе осталось всего два шара. И тут Синельников применил жесткую тактику - он стал придерживать свой шар у торцовых бортов. Это он умел делать отменно. Дело в том, что с торцов бильярдный стол подходил близко к стенам, и поэтому с торца приходилось играть коротким кием. Для Воронова это было неожиданностью; коротким кием он бил плохо, начал нервничать и проиграл.
- Еще одну партию? - спросил Синельников.
- Нет, - отозвался Воронов. - Удар потерял. Утомился, должно быть.
Они втроем вышли из бильярдной.
- Что бы нам этакое сотворить, друзья мои? - сказал Юпо.
- Может, выпьем ради знакомства? - предложил Синельников. - У меня здесь машина. Заедем ко мне, посидим.
- Идея! - сказал Юпо. - А там видно будет.
- Я не против, - согласился Воронов.
- Пошли.
Возле Дома офицеров стоял "газик" Синельникова. Они сели в машину.
- В магазин завернем, - бросил через плечо Синельников.
- Как будем пить? - спросил Юпо. - Может, малую шведскую эстафету осилим?
- Ну тебя к аллаху с твоими эстафетами, - сказал Синельников.
- Мельчает народ, - мрачно изрек Юпо. - Раньше мы уж если сходились, так минимум брали большую шведскую. А малую шведскую всякий начинающий сопляк пил.
- А что это такое? - спросил Воронов.
- Слышал, Петя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37