– Пригодится. Зори у реки холодные, – нехотя ответил он, захлопывая дверь.
Мы прошли задами к ветлечебнице. Здесь было пустынно и безлюдно. Двери на замке. В левом крыле окна выбиты.
– Это что? Ребятня хулиганит?!
– Нюрка Селезнева разбила, – сказал Володя, заглядывая внутрь, потом пояснил: – Санитарка эпидемстанции.
– Ненормальная, что ли?
– По пьянке… Они тут с врачом вдвоем хозяйничают. Он у нас и ветврач и эпидемиолог. Холостой… Путался с ней. Кто их знает – видать, поссорились. Он ее хотел уволить. Она напилась с утра пораньше и пошла окна бить. Да орет на все село: я ему, говорит, не только окна – глаза серной кислотой выжгу. Он и укатил на сборы.
Володя подошел к гаражу, с минуту поколдовал над замком и открыл ворота. В гараже стоял «газик» с зелеными крестами на боках и с длинной белой надписью по брезенту: «Ветеринарная скорая помощь». Мы сели в него и поехали.
Сперва мы приехали на пантюхинские луга. На станах у самой реки человек пять обступило крашенную в кирпичный цвет прицепную машину, похожую на перевернутую телегу – колеса у нее были выше платформы. Оказалось, это – прессовально-подборочная машина, и она испортилась: не подавало проволоку, отчего сенные брикеты разваливались.
– А ну-ка, дай попробую! – Володя засучил рукава и полез копаться, как заправский механик; то ложился на спину и под колеса заглядывал, то теребил барабан с намотанной проволокой. Наконец сообразил: – Да у вас секач не работает. Ну?! Глядите… Во-первых, скоба не захватывает проволоку, а во-вторых, она сползает… Не режет! Ну?
Секач исправили, машину запустили, и только потом Володя спросил:
– Батурин не был у вас?
– Был. За механиком уехал. Пресс чинить.
– Куда уехал?
– В контору, куда ж еще? Оттуда вызовет.
– Понятно… – он оглядел собравшихся и неожиданно спросил: – Чьи мотоциклы?
– Бригадиров один. А другой вон, Ивана.
– Николай, можно покрутиться? – спросил он сидящего на траве бригадира, одутловатого детину в замызганной кепочке и в белом тельнике.
– Валяй! – сказал тот и протянул ключ.
Володя завел мотоцикл с коляской и стал выписывать круги, опираясь на левую ногу, как на циркуль.
– Круто берешь! – крикнул кто-то. – Смотри не кувыркнись.
– Не таких объезжали, – сказал Володя.
Потом перешел к другому мотоциклу, без коляски. Этот завел не спрашиваясь: покрутил ручку, погазовал на месте и вдруг как откинется назад, как гикнет – и с ревом полетел на одном заднем колесе, держа переднее на весу.
– Эк, дьявол! Как рысак берет, с ходу!
– Кра-асиво.
– Отчаянная башка, – раздались голоса.
Я залюбовался его лихой и какой-то хваткой посадкой; белая рубашка пузырем вздулась на спине, плечи развернуты, голова запрокинута назад, глаза сощурены… А ноги сами по ветру летят. Разойдись, кому жизнь дорога!
Ладный мужик, ничего не скажешь. И ходит хозяином: поступь резкая, но пружинистая, легкая и взгляд снисходительный – только бровями поведет да веки чуть приспустит: «В чем дело? Какие могут быть затруднения?»
Батурина нашли мы в Пантюхине, в колхозном правлении. Это был дюжий мужчина в желтой чесучовой паре – пиджак с запасом, каждая штанина что твоя юбка, словом, костюм мог принять в себя еще одного мощного Батурина. Брови рыжие, косматые, нос толстый, голова красная, выбритая до блеска, как у Григория Котовского. Ну и, конечно, соломенная шляпа… Правда, покоилась она не на голове председателя, а лежала на его просторном столе.
– Владимир Васильевич! Андреич!! Вот так гостей мне бог послал! – широко улыбаясь, он встал нам навстречу и говорил тихим, надтреснутым тенорком.
– Гостей угощать надо, – сказал Володя и подмигнул мне.
– А как же, как же?! Значит, отдохнуть приехали? Сейчас мы сообразим… Сейчас отдохнем…
Он прошел к порогу и растворил дверь:
– Леша! Ива-ан! Да где вы там, черти? Позовите Рыжова!
Первым вбежал Леша, верткий морщинистый мужичок с ноготок.
– Иван Павлович, Рыжов в луга собрался пресс чинить.
– Да какой теперь к чертовой бабушке пресс!! Гости приехали. Скажи ему, чтоб Кутузову наказал: пусть, мол, приготовится. Мы зайдем на полчаса… На вот деньги возьми! – он сунул ему пачку «красненьких». – Да! Еще скажи: пусть к рыбакам пошлет «Москвича», чтоб рыбу приготовили… Да постой! Что тебя, пружина в зад толкает? Поезжай на ферму, закуски возьми. Корзину этих самых положи… Ну, понял?
– Понял, Иван Павлыч.
– Да в багажник положи пяток тех… горластых. Чтоб покрупнее были, помягче. Понял?
– Понял, Иван Павлович.
– Ну, поезжай!
Тот пулей вылетел.
– Значит, отдохнуть приехали. Это хорошо… Отдохнем, – потирая ручищи, радостно говорил Батурин, прохаживаясь по кабинету.
– Погоди радоваться! Ты сперва расскажи, как сенокос идет? – остановил его жестом Володя.
– Владимир Васильевич! – всплеснул руками Батурин. – Это мы всегда пожалуйста. У нас – не у гордеевских постников… У нас работа из рук не валится. Мы на шефах не едем. Да вот они, сводки! – он подошел к столу, раскрыл папку. – Вот, смотри!
Несколько минут они проглядывали сводки и ведомости: сколько скошено, да застоговано, да запрессовано; стучали на счетах, на бумаге прикидывали – когда кончат, сколько сена сдадут… Обычные сельские заботы да хлопоты.
Потом пришел механик Рыжов. Он был под стать самому Батурину: плечи – руками не обхватишь, улыбка во весь рот, зубы один к одному, что твой кукурузный початок. Под мышкой он нес две буханки черного хлеба.
– Наказал Кутузову? – спросил его Батурин.
– Наказал, – ответил тот от порога. – Хоть сейчас, говорит, приходите.
– А хлеб зачем? У него что, хлеба не хватает?
1 2 3 4 5 6 7