Теперь все посмотрели на Олю, полную девушку, что сидела по левую руку от программного.
– Но вернемся к профессионализму. Лена, ё-мое, у тебя на этом Элтоне было целых двенадцать секунд, за это время в эфире можно всего Шекспира процитировать, а ты мало того, что в следующую песню группы «Грин Дэй» очень плохо въехала, так ты своим чрезмерным комментарием залезла на голоса исполнителей, а это брак, а это непрофессионализм. Что? Не могла посмотреть, что до вступления голосов написано пять секунд? Чего тебя понесло?
Диск-жокеи зашушукались, за столом прокатилось оживление.
– За двенадцать секунд процитировать всего Шекспира? – хмыкнул сидевший рядом с Агашей толстый брюнет с полосатой футболке. – Ольга и на пять секунд ни одной цитаты из Шекспира в своей памяти не наберет.
Послышались смешки.
– Тихо! – прикрикнул Ксютов. – Дальше… Дальше я хотел сказать о главном. Невнимательность – это естественная сфера обитания ваших душ. Вот поглядите! Стоило в четверг полететь программному компьютеру, как вы умудрились навести полный хаос в рекламных окнах и буквально свести с ума нашу рекламную службу. Чего, казалось бы, проще? Девочки из рекламной службы коммерческого директора приносят диск-жокею расписание рекламных окон каждого часа эфира. Там черным по белому прописано время рекламного окна и последовательность роликов. Делов всего-то – приготовить все картриджи с роликами, засунуть их в картридж-плейеры…
– Слушайте, у вас здесь все так сложно, – шепнула Агаша вертевшемуся рядом толстяку, – я ни за что не смогу разобраться.
– Да пустяки, – шепнул Агаше толстяк, – все дело в том, что сломался программный компьютер и пришлось гнать программу вручную, по старинке, музыку с CD, а рекламу с картриджей, а так-то в нормальные дни все с компьютера, все с жесткого диска в эфир идет.
– …И потом, – Ксютов закашлялся, – Рита, ты почему между семнадцатью и восемнадцатью выругалась в эфире?
– Кто? Я? – изумилась девушка, сидевшая напротив Агаши.
– Да, ты.
– Как я выругалась?
– Ты после Димы Билана, перед Шакирой сказала, что Шакира блядь.
– Что? – задохнулась от возмущения диск-жокей Рита. – Не говорила я такого.
– Ну что голословно, давай контрольную запись эфира послушаем, – сказал Ксютов и обратился к Агашиному соседу-толстяку: – Сережа, найди нам пятничный эфир семнадцать часов, Ритин эфир…
Так это же Сергей Мирский, ахнула про себя Агаша. Тот поднялся со стула, подошел к компьютеру, проделал несколько манипуляций мышью. Из колонок, подвешенных под потолком, послышались звуки музыки, которые сменились звонким девичьим голоском.
– Вот здесь, ага, погромче сделай, – командовал Ксютов.
– … А мужскую компанию на нашем эфире будет разбавлять Шакира, – проговорил голосок Риты.
– Ну вот, – сказала Рита, – не блять Шакира, а раз-ба-влять Шакира, ты слушал не ухом, а брюхом.
– М-м-мда, – согласился ничуть не обескураженный Ксютов.
– Оговорили, гады, – пожаловалась Рита, – и кто-то ведь донес, черная душа…
– Ты не пугайся, – после совещания сказал Мирский слегка обалдевшей Агаше, – всю программу буду вести я, я буду и фишки на пульте двигать, и музыку гнать, и за рекламные окна отвечать, а ты будешь только говорить, когда я тебе мигну или свистну.
***
У Дюрыгина с главным получился очень хороший разговор по душам.
Редко такие продуктивные и откровенные разговоры у них выходили, а тут повод хороший случился.
У главного сын родился.
У главного от первой жены двое. Парню, Дюрыгин его несколько раз видел здесь, на телевидении, лет восемнадцать, он на журфаке в МГУ учится, а девочка помладше. А вот новая молодая жена главного только-только родила.
Михаил Викторович, как и подобает счастливому отцу, узнав новость – ему еще утром, в девять часов, позвонили из роддома, – первую половину рабочего дня провел в эйфорическом настрое.
Презрев английские правила, каждому посетителю предлагал виски и коньяк и вообще перешел потом из кабинета в переговорную, где позволил себе немного больше нормы.
Дюрыгин оказался как раз кстати.
Михаил Викторович любил выпивать с симпатичными ему людьми.
– За ножки, – поднимая стакан с густым коричнево-оранжевым напитком, сказал Дюрыгин.
– За нашу работу, – алаверды ответил главный, – потому как если не будет хорошей работы, не пойдут эти ножки.
– Слушай, Миша, – сказал Дюрыгин, переводя разговор в выгодное ему русло, – если уж о работе, давай обсудим мое шоу, у меня есть несколько интересных идей.
– Ты же хотел достать ведущую класса Ирмы Вальберс, – вскинув брови, отреагировал Михаил Викторович, – и что? Достал уже?
– Нет, не достал, – ответил Дюрыгин, ставя стакан на стеклянную столешницу, – но готовлю новый кадр из совершенно новых, и она, по-моему, очень интересна, тебе бы стоило посмотреть.
– Валера, у нас ведь не испытательный полигон для прогона конкурсов на новую телеведущую, нам надо если выстреливать, то наверняка.
Я понимаю, Миша, дорогой мой, я все понимаю, но, на мой чуткий нюх, это будет именно то, чего хочет наш среднестатистический зритель.
– Во как! – изумился главный. – Ты уже за медиа-группу Гэллапа меришь аудиторию?
– У меня нюх, Миша, – повторил Дюрыгин, – и он меня еще никогда не подводил.
– Интуиция? – уточнил Михаил Викторович.
– Назовем его интуицией, – согласился Дюрыгин, – мой нюх на такое название не обидится. Но дело не в этом. Дело в том, что, будь то мое шоу, план которого я предлагал тебе еще месяц назад, или шоу Зарайского с Ирмой Вальберс, – это уже априори морально устаревшие шоу, они устарели еще до выхода в эфир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73