Барт был потрясен.
— Неужели все так плохо, доктор?
— Насколько я мог понять из осмотра, боюсь, что это именно так, как вы сказали: очень плохо. У нее, к сожалению, появилась жидкость.
— Это очень серьезно?
Доктор Мёрчисон Лейд медленно кивнул и заполнил все клетки крестиками и ноликами. Голос его звучал спокойно.
— Очень серьезно.
У Барта было ощущение, как будто ему в живот вдруг всадили штык.
— Но… но… как это могло случиться?
Доктор продолжал аккуратно заполнять крестиками и ноликами все новые клеточки, между бровями у него залегла глубокая складка, на лице была написана досада на глупость этих людей, столь мало искушенных в тайнах медицинской науки.
— Я полагаю, вы несколько знакомы с физиологией и механизмом действия искусственного пневмоторакса?
Барту все труднее было скрывать свое враждебное отношение к доктору.
— Да я знаю совсем мало, я только знаю, что пневмоторакс — это вроде шины, наложенной на легкое.
— Вот именно, и если развивать вашу метафору, то можно сказать, что у мисс Блейкли эта шина лопнула.
— Ей не угрожает опасность?
— Насколько я понимаю, вы имеете в виду непосредственную опасность?
— Да.
— Нет, — доктор остановился, — непосредственной опасности нет.
Он на мгновение случайно встретился глазами с Бартом и тут же отвел глаза, принявшись созерцать настольный календарь.
— Конечно, я понимаю, что плеврит немного отбросил ее назад, но, надеюсь, это не помешает ей выписаться к концу октября? — настаивал Барт.
Доктор внимательно изучал промокашку. Когда он заговорил, в голосе его послышалось раздражение.
— Боюсь, что не могу сказать вам ничего определенного относительно того, когда мисс Блейкли поправится настолько, чтобы покинуть санаторий.
— Но, доктор, я-то ведь должен знать, хотя бы когда она сможет выписаться. Понимаете, я собираюсь все уладить насчет демобилизации, мы думаем пожениться, когда она выйдет, и еще множество других вещей надо устроить.
Доктор Мёрчисон Лейд положил промокашку на место. Он говорил теперь с раздражением:
— Не могу сказать о состоянии здоровья мисс Блейкли ничего определенного, во всяком случае до того, как получу снимок, но могу сказать вам, что к концу октября она еще не будет достаточно здорова, чтобы выйти замуж.
Барт сжал челюсти.
— Но когда она в первый раз к вам пришла, вы сказали, что, пробыв шесть месяцев в санатории, она даже забудет, что когда-то была больна.
Доктор покачал головой.
— Ну, это, несомненно, несколько вольная интерпретация того, что я сказал вашей невесте. И это было сказано, разумеется, на случай, если все будет развиваться успешно.
Барт почувствовал, что земля уходит у него из-под ног, будто он ходит по краю трясины.
— Когда же она сможет снова подняться?
Доктор Мёрчисон Лейд развел руками.
— Я предписал ей три месяца полного покоя в постели, а вероятней всего, это протянется и шесть месяцев. В зависимости от того, что покажет снимок, этот срок может и удлиниться. Больше я вам пока ничего сказать не могу.
Барт в упор смотрел на доктора, на его приглаженные брови дужками, на его красные щеки и сложенные сердечком губы. И в мозгу у Барта кипели мысли, которых он не смог бы выразить словами.
— Шесть месяцев, — выдавил он из себя наконец. — Вы хотите сказать, еще шесть месяцев в санатории?
— Постельный режим может быть наиболее удовлетворительным образом осуществлен в санатории, но он может также должным образом соблюдаться и дома, если родные больного проявят готовность заботиться об этом.
— Но мы думали… вы сказали… Мы рассчитывали на октябрь…
— Боюсь, что вы все-таки не представляете себе, как трудно что-либо предсказать, когда речь идет о туберкулезе.
— Еще шесть месяцев… — все еще не веря себе, повторял Барт.
— А может быть, и больше.
— Но… но…
В нем кипело возмущение, и не столько против доктора, сколько против самой жизни.
— А ей и в самом деле больше ничем, кроме покоя и пневмоторакса, помочь нельзя?
— Ничем. И от пневмоторакса мы пока тоже воздержимся. Жидкость, которая, вы простите мою прямоту, уже наполовину заполнила ей грудную клетку, действует сейчас как пневмоторакс, и, пока она не вносит инфекции, мы предоставим природе делать свое дело.
— А если она будет вносить инфекцию?
— Тогда возникнет необходимость операции.
Барт снова почувствовал, что стоит на краю трясины. Он представил себе изуродованную Джэн, ее иссеченное шрамами тело, и у него засосало под ложечкой.
— А что если попробовать новые лекарства?
Доктор коротко усмехнулся.
— Вы, я вижу, читаете газеты. Они, к прискорбию, слишком оптимистичны. И, к сожалению, пока, несмотря на заявления прессы, нет каких-либо определенных лекарств или средств, которые излечили бы туберкулез. Их нет, и, хотя я вполне поддерживаю ваш призыв к активным действиям, я не вижу все-таки, что бы я мог прописать мисс Блейкли, кроме покоя.
Стены комнаты поплыли в глазах у Барта, и он вцепился в край стола.
— Шесть месяцев, вы сказали, в санатории?
— Лучше, конечно, в санатории, хотя это зависит уже от вашего решения.
— Но мы не сможем, мы рассчитали средства только до конца октября.
Доктор поднялся.
— Это весьма прискорбно, хотя, вероятно, сама моя юная пациентка была бы рада вернуться домой. Она так и не смогла по-настоящему освоиться с санаторской жизнью, и у нее есть сестра, которая может за ней ухаживать. Где они живут?
— У них квартирка — жалкая дыра на Кингз-кросс.
— Не совсем то, что нужно. Но, может быть, они смогут переехать.
Барт поборол в себе искушение сказать, чего стоит этот совет, когда достать квартиру в Сиднее труднее, чем найти золото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118