Шаг за шагом дядя Вася показывал Антону все операции и попутно объяснял и предостерегал, что будет, если он плохо закрепит втулку стопорным винтом ила неточно поставит распорное кольцо. Закончив объяснение, бригадир поставил Антона рядом с собой и велел самостоятельно, от начала до конца, собрать шпиндель.
Антон долго возился, то подсматривая за тем, как работает дядя Вася, то заглядывая в висящий на стене чертеж, и в конце концов собрал. А тогда подошел дядя Вася и, покрутив головку шпинделя, коротко бросил:
– Перебрать придется. Видишь – бьет!
Антон ничего не видел, но уже знал, что проверка «биения» производится на особых, микронных часах, индикаторе, а дядя Вася определил это на глаз! Пришлось начинать все сначала.
Постепенно Антон овладевал своим делом. Вместе с огорчениями это приносило радости и растущую уверенность в своих силах. В этом очень помогала ему и дружба с Валей Печенеговым. Антон переставал чувствовать себя оторванным от всех, «комаром-одиночкой», и постепенно втягивался в жизнь цеха – участвовал в лыжном походе, написал заметку в стенгазету и даже выступил на собрании. Этим он с гордостью поделился с писателем Шанским, когда тот приехал его навестить и расспросить о его теперешнем житье-бытье.
Но были случаи, которые, наоборот, воскрешали готовые было совсем исчезнуть настроения настороженности и отчужденности.
Однажды дядя Вася послал Антона в инструментальную кладовую за напильниками, но кладовщица не выдала инструментов и, как показалось Антону, подозрительно на него поглядела.
Другой раз подсобная рабочая, тетя Паша, при всех обругала Антона жуликом. Дядя Вася прикрикнул на нее и объяснил Антону, что у тети Паши такой характер: если дома с мужем поссорится, то на первом встречном готова зло сорвать, весь завод перевернет. А все-таки Антону было очень неприятно.
И, наконец, третий раз обида была так велика, что дурное настроение Антона заметила Марина.
– Что у тебя?
– Ничего.
– Ну зачем ты врешь, Антон? Как тебе не стыдно? Ведь я все вижу.
И Антон вынужден был рассказать, что у них в цехе стали пропадать то деньги у рабочих, то вещи, то инструменты.
– Ну и что? – спросила Марина.
– Как «что»? Ты же понимаешь!.. Ведь люди-то думают…
– Кто?.. Тебе это сказали?
– Нет.
– Так почему же ты сам думаешь? Я сердиться буду, Антон!
Но сердиться она не могла – Антон каждый раз приходил все более удрученным. Правда, он старался делать вид, будто все хорошо, но Марина чувствовала, что он притворяется.
Так продолжалось больше недели. А потом вдруг он приходит совсем другой, сияющий.
– Ты знаешь? Нашли!
– Что нашли?
– Того! Гада! Эх, мне не дали, я бы его сразу выучил. А то теперь товарищеский суд, видишь ли, хотят устраивать.
– Так на тебя-то, значит, не думали?
– Оказывается, и не думали. Он давно на подозрении был.
– Так почему же ты себя мучаешь? Дай уши!
Марина шутливо дерет его за уши, и оба смеются.
Ее главной заботой было снять бремя с души Антона, ей так хотелось, чтобы он обо всем забыл! Она неодобрительно смотрела поэтому на его переписку с друзьями по колонии и недовольно морщилась, когда он что-нибудь рассказывал о ней.
– Не хочу о них ничего слушать. Молчи! – говорила она.
Нехотя, поджав губы, она согласилась прочитать и письмо от Славы Дунаева.
Он писал, как поступил на работу, как отказывал ему в том тот самый начальник, который когда-то «осложнил ему жизнь», и как Слава добился своего и «связал концы» – выговорил начальнику все при всех, прямо глядя в глаза. Дальше Слава писал, что он начал готовиться в школу для воспитателей, о которой мечтал, и вот его встретили старые дружки и стали втягивать опять в свою компанию, а когда он наотрез отказался, напали на него и избили.
«На меня сыпались удар за ударом, но я не думал обороняться. Моя душа настолько перегорела в переживаниях за прошлое, что эти удары я ощущал так, как после знойного дня будто неожиданно пошел дождь, и я наслаждался этим дождем. Теперь с ними все кончено, будем набирать высоту».
– Вот это да! Это парень! – воскликнула вдруг Марина. – И это тебе урок! Да, да! Набирать высоту. И довольно тебе носиться со своими переживаниями!
Вместо ответа Антон продекламировал:

Перед собой я сам теперь в ответе,
Мой приговор указом не сотрут.
И мне страшнее всех судов на свете
Мой собственный и беспощадный суд.

– Что это? Откуда? – спросила Марина. – Послушай, в самом деле, Антон, довольно! Ты все искупил, и на все нужно ставить точку. Нужно набирать высоту. Бери себя в руки и поднимай голову, вступай в комсомол и становись в общие ряды.
– Какой комсомол? Кто меня туда примет? – почти испугался Антон.
– А почему? Что у вас, в комсомоле, ребята такие формалисты?
– Ну, что ты? Ребята хорошие… Мне Валька Печенегов уже предлагал.
– Так что же ты? Сам не хочешь?
– Как так не хочу? А только…
– Опять «только»? Брось прибедняться, Антон! Слышишь, Антон? Я тебя любить такого не буду.
Антон понимает, окончательно понимает, какое для него счастье – Марина.

40

Так прошла зима, весна и наступило лето. Москва готовилась к приему гостей. Со всех концов земли должна была съехаться в столицу молодежь, вестники мира и дружбы, на шестой, Московский фестиваль. К этому готовились все: чистили и украшали город, готовили подарки, сувениры, каждый думал о том, как лучше, радушнее, теплее встретить гостей.
Мир и дружба!
Готовились и Марина и Антон: Марина записалась в хор молодых строителей, а Антон вступил в бригаду содействия милиции, чтобы в дни фестиваля следить за теми, кому вздумается нарушить порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152