ты закричишь, но твой крик будет уже иным, это не вынужденный крик, как прежде, в нем появится нечто новое – а-нелъ, этот простой крик в сочетании с простым жестом – развести руки и потом соединить их на груди, а затем протянуть раскрытые ладони к человеку на другом берегу, а-нелъ, а-нель – этот голос и этот жест породят нечто новое, ты это знаешь, но ты не знаешь, какое дать имя этому: возможно, с его помощью удастся назвать то, что ты делаешь…
Тебе захочется есть, и ты соберешь маленькие красные плоды, растущие в соседнем лесу. Но когда ты вернешься на свой пост на краю ущелья, уже наступит ночь, и ты, как обычно, моментально заснешь.
Только в эту ночь в твои сны вторгнутся видения, которых не было прежде. Какой-то голос произнесет: «Ты снова будешь».
Едва выйдет солнце, ты сразу же встанешь, волнуясь и боясь потерять его. Ты начнешь искать глазами человека, которого отделяет от тебя бездонная пропасть.
Он будет стоять там, размахивая поднятой рукой.
Ты ответишь ему тем же жестом.
На этот раз он не станет кричать. Он сделает то же, что ты накануне.
Вначале неуверенно, словно пробуя голос, он несколько раз повторит: а-нелъ, а-нелъ, указывая на тебя, а затем коснется своей груди и мягко скажет новым, незнакомым голосом: не-эль, не-эль…
Ты не будешь знать, как ему ответить, почувствуешь, что голос отказывает тебе, и попробуешь повторить свой танец на морском берегу, судорожные конвульсии своего тела, а он будет лишь смотреть на тебя, не пытаясь подражать, и сделает странный жест – отстраненный или, возможно, отстраняющий, – всем своим видом выказывая неодобрение; он скрестит руки, повысит голос, а-нель, а-нель, ты поймешь, перестанешь танцевать и повторишь своим более высоким и нежным голосом пение птиц, шум моря, шелест листвы, игры обезьян, битву оленей, журчание реки; звуки соединятся, нанизываясь один на другой, как бусы, которые кто-то станет носить на шее, кто-то, а ты будешь защитницей; ты, лишенная памяти, должна снова обрести себя.
А-нель.
Это ты.
Ты повторишь слово и скажешь себе: это я. Он говорит, что это я.
Он укажет путь, но его голос прозвучит по-другому, он подобен твоему, но в то же время более чувственный. В его слове: не-эль? – ты услышишь зов тела.
Пение плоти. Пение. Как иначе назвать это слово, которое уже не будет просто криком?
Пение.
Это уже не только голос.
Ты произнесешь эти слова, и далеко в прошлом останутся визг, писк, рычание, прибой, грозы, песчаный пляж…
Он – не-эль? – спускается со скалы, делая умоляющие жесты, которые ты повторяешь вслед за ним; вы издаете беспорядочные крики, чтобы не дать другому оступиться, и, в нетерпении спеша навстречу друг другу, вы забываете о нежных переливах имен а-нель и не-эль и, против своей воли, возвращаетесь к рычанию, к стону, к вою; лихорадочная дрожь сотрясает ваши тела, вы переходите на бег, ощущая, что лишь стремительное движение может ускорить вожделенную встречу, и этот бег заставляет вас вернуться к крикам и жестам из прошлой жизни, но это не имеет уже никакого значения, ибо, назвав друг друга а-нель и не-эль, вы сказали помоги мне и люби меня, и это главное, но тем самым вы совершили нечто ужасное, нечто недозволенное: вы допустили иную реальность в ваше настоящее и будущее, смешали и перепутали времена, открыли запретный путь тому, что уже пережили прежде.
Эта сцена навеет тебе былую тоску о «прежде» и «потом». В памяти вновь возникнут рогатые олени, расчищающие себе место под полуденным солнцем; они описывают круги по равнине, сбиваются в стада – и вот вспыхивает бой, пот течет ручьем, белая пена изо рта, глаза горят безумным блеском, хруст рогов, и ты, распластавшись на земле, мечтаешь оказаться под защитой спасительного леса; битва оленей длится весь день, пока в живых не остается так мало, что их можно пересчитать по пальцам, – по одному хозяину на каждый клочок земли.
Ощущение будет столь живым и реальным, что моментально развеется, словно его истинная глубина не потерпит длительных размышлений. Этот миг заставит вас действовать, двигаться, кричать.
Но порывистое движение и бессвязный крик внезапно оборвутся в тот момент, когда на дне ущелья, как на ложе между двумя скалами, прежде разделявшими вас, ты и он взглянете друг на друга, рассмотрите внимательнее, а затем каждый из вас исторгнет крик, каждый из вас начнет свой танец, размахивая руками и впечатывая ноги в пыль, а потом, присев на корточки, вы станете чертить круги на песке и, исчерпав потребность в движении, обменяетесь долгим взглядом, без слов говоря: e-d?, e-m?, помоги мне, люби меня, мы нужны друг другу, мы любим друг друга, мы уже никогда не будем такими, как прежде.
Снова… быть? – отважится она произнести, сперва очень тихо, но постепенно повышая голос, пока он не перейдет в то, что однажды они назовут «пением»: хас, хас…
И тогда он протянет тебе кусок хрусталя, и ты заплачешь, и поднесешь его к губам, и повесишь его на грудь, и не нужны тебе будут другие украшения…
Хас, хас, мерондор дириколитц – скажет он.
Хас, хас, фори ми диниколитц – пропоешь ты в ответ.
Потом они в изнеможении заснут вместе на ложе из песка на дне ущелья. Но он ляжет навзничь, вытянувшись всем телом, а ты примешь единственную знакомую тебе позу для сна – свернувшись клубочком, подтянув колени к подбородку, но сейчас не-эль вытянет руку, чтобы ты могла положить на нее голову.
С рассветом они вместе отправятся в путь, он поведет тебя, и это будет совсем иначе, чем когда ты странствовала одна. Сейчас твоя прежняя манера ходить покажется тебе неуклюжей и безобразной, потому что рядом с ним твое тело обретет совсем другую пластику, которая станет для тебя более естественной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43