Но каждая секунда, проведенная человеком в снегу лавинного языка, имеющего крепость цемента, вгоняет свою холодную пулю в его сердце. Сто пятьдесят человек уходили. Мы пошли дальше и теперь могли надеяться лишь на фантастическую удачу. Удачи нам не было. Толщина снега достигала одиннадцати метров, а площадь раскопок была сравнима с Арбатской площадью. Мы копали весь вечер и ночь…
Как выяснилось позже, Женя Зарх погиб сразу, не мучаясь. Но это никак не оправдывало тех, ушедших. Одного из них случайно я встретил через несколько лет после описываемых событий, далеко от гор, на Севере. Мой собеседник, горный инженер, привел много значительных аргументов в пользу того коллективного ухода, а потом неожиданно заключил: «Но от всего этого, понимаете, осталось ощущение не то что предательства… нет. Когда мы добрались до лагеря, с одной девчонкой случилась истерика… А у меня потом многие годы не выходил из головы этот человек, который в нас стрелял ракетами и кричал: «Сволочи! Сволочи вы!…»
Больше мне не приходилось встречаться ни с кем из этих людей. Только надеюсь, что, однажды не совершив поступка, достойного настоящего человека, в другой раз они совершат его. Меняется ли человек в горах? Да. Слесарь и администратор, художник и конструктор, технолог и ученый сообща занимаются любимым делом, и зачастую их городские привычки, стереотипы, нажитые за годы профессиональной деятельности, здесь не имеют значения. Зато здесь на первый план выходят фундаментальные качества души.
Я знаю многих товарищей-альпинистов (правда, из других городов), с которыми я ходил в горах, и весьма смутно представляю, чем они занимались «на равнине». Может, они и говорили мне, но как-то забылось. А вот о том, какие они люди, я знаю и помню прекрасно. В горах в совместно преодоленных трудностях я получил о них (и они обо мне) исчерпывающую человеческую информацию. Восхождение в этом смысле – идеальный прибор, снимающий точную электрокардиограмму душевных достоинств. Равно как и недостатков. И вместе с тем это уникальный точильный инструмент, способный вернуть сабельный блеск мужеству, покрывающемуся коррозией в вялой городской суете.
Почему-то бытует мнение, что современному интеллектуальному человеку горы необходимы, как антитеза его интеллекта, как разрядка. Это неправильно. Смешно думать, что альпинистский быт и практика горовосхождений освобождают человека от размышлений. Напротив. Здесь, вдали от телефонов, толчеи, домашних дел, чаще, чем где-либо, приходят «длинные» профессиональные мысли, значительные идеи, сами собой вспыхивают острые и глубокие мировоззренческие споры. Тем – масса.
Философия альпинизма предполагает отношения высокого нравственного класса. Равно необходимы доброта и мужество, преданность и сила, уживчивость и способность прийти на помощь. Причем эта самая помощь чаще всего проявляется не в высокопарном и довольно распространенном представлении о ней (подал «руку дружбы», нес на себе больного товарища и т. п.), а в простых делах: разжечь примус, когда ни у кого нет сил это сделать; помочь товарищу снять с ног кошки, превратившиеся за день работы в ледяные шары; свернуть утром затвердевшую от мороза палатку, звонкую, как алюминиевый лист; добыть на ночевке воды; пошутить, когда все раздражены. Эти простецкие и нехитрые для равнинной жизни дела в условиях восхождения, особенно сложного, приобретают ценность самой высокой пробы.
Призеры первенства СССР 1977 года, альпинисты московского «Спартака» и одесского «Авангарда», в совместном восхождении на стену пика Лукницкого преодолевали ряд участков, заливавшихся водой. Передовые связки работали буквально в водопадах ледяной, в прямом смысле слова, только что растаявшей воды. На крошечных полочках, там, где можно было собраться всем вместе, «нижние» восходители отдавали все свое сухое «верхним», а сами сушили их мокрую одежду на себе. Так продолжалось двое суток. К каким альпинистским правилам отнести подобные ситуации над головокружительной бездной? К технике горовосхождения? К тактике? Наверное, к дружбе, которую принято называть словом «коллективизм». Наверное, к той замечательной психологической учебе, которая в итоге оборачивается крепким духовным здоровьем каждого. Скверный человек может быть очень хорошим ученым. Но хороший альпинист не имеет права не быть – или не стать – хорошим человеком.
Представление об альпинистской этике часто диктует спортсменам странные, порой необъяснимые для не причастных к этому спорту поступки. Во время первого советского восхождения на неприступную красавицу Ушбу в 1934 году грузинская спортсменка Александра Джапаридзе провела целую ночь в скальной расщелине. Ниже была удобная (по понятиям восхождения) ночевка, где остановились остальные восходители, в том числе и ее брат. Александра, конечно, могла ночевать там. Но она видела, как тает решимость ее друзей, как подсознательно они готовят аргументы для отступления. Поэтому она не спустилась к ночевке от последнего крюка, а осталась там на всю ночь. Она оставила себя как бы в залог. Она надеялась, что утром восходители поднимутся за ней и это движение вверх заставит их идти дальше.
Так оно и вышло. Кстати, этому беспримерному случаю посвятил одно из своих известных стихотворений альпинист Николай Семенович Тихонов.
…С шестой башни вершины Корона, что в Киргизском хребте, сорвался альпинист второго разряда Юрий Варенов, инженер-конструктор Минского автозавода. Варенов пролетел пятьсот метров вдоль отвесных скал и упал на крутой ледник. Ни у кого не было сомнения в том, что он погиб.
1 2 3