Таким образом, мое лечение было таким же символическим, как и их рассказ о своей жизни. Не было нужды спрашивать доктора, есть ли у него братья, мне и без этого было ясно, что он потратил впустую тринадцать лет жизни, а его жена потеряла шесть лет своей жизни. Нужно было заставить их что-то предпринять. Теперь перед ним открылась новая жизнь, а она избавилась от давящей скуки безрадостного существования.
Лечение в руках самого пациента. Врач только создает необходимый климат, делает погоду. Вот и все. А остальную работу должен проделать пациент.
Вот еще один случай. В октябре 1956 года меня пригласили выступить на Всеамериканском совещании психиатров по вопросу о применении гипноза в главной бостонской больнице штата.
За программу встречи отвечал доктор Л. Алекс, работавший в этой больнице. Когда я приехал, он попросил меня не только прочитать лекцию о гипнозе, но и показать кое-что из техники, если это возможно. Я спросил, на кого мне придется воздействовать. «Выберете кого-нибудь из участников встречи», – ответил он. «Нет, это не совсем то, что надо», – возразил я. «Ну, так пройдите по палатам и подберите то, что вам надо», – предложил доктор Алекс.
Я ходил из палаты в палату, пока не заметил двух беседующих медсестер. Я понаблюдал за ними, за их поведением. Когда они кончили разговаривать, я подошел к одной из них, представился и сказал, что буду читать лекцию о гипнозе на совещании и не согласилась бы она стать объектом внушения. Она ответила, что о гипнозе ничего не знает, ничего на эту тему не читала и никогда не видела, как это делается. «Тем лучше, – заметил я, – из вас получится отличный объект». «Если вы считаете, что у меня получится, я буду очень рада помочь». Я ее поблагодарил и добавил: «Уговор дороже денег». «Конечно», – ответила она.
Я сказал доктору Алексу, что буду работать с сестрой Бетти. Он так и взвился. "С ней нельзя работать. Она уже два года проходит курс психоаналитической терапии. У нее компенсированная депрессия (т.е. серьезное депрессивное состояние, но пациент борется с болезнью, продолжает работать, невзирая на угнетенное, тоскливое состояние).
Доктор Алекс добавил: «У нее ведь еще суицидальный синдром. Она уже раздала все свои украшения. Бетти – сирота, у нее нет ни братьев, ни сестер, а дружит она только с сестрами из нашей больницы. Бетти раздала многое из своих вещей и одежды. Мы уже получили от нее заявление об уходе». (Я не помню, с какого числа она просила ее уволить, кажется, с 20 октября, а разговор состоялся 6 октября.) «Как только уволится, она тут же покончит с собой. Нет, ее нельзя использовать».
Протестовали все: и лечивший Бетти психоаналитик, и доктор Алекс, и персонал больницы, и все сестры. «К сожалению, мы с Бетти договорились работать с обоюдного согласия. Если я пойду на попятный и откажу ей, при ее депрессии, она воспримет мой отказ как свою полную ненужность и покончит с собой в тот же вечер, не дожидаясь 20 октября». В конце концов я их убедил.
Я показал Бетти ее место в зале, среди участников совещания. Закончив лекцию, я обратился по очереди к нескольким присутствующим, чтобы продемонстрировать несложные приемы гипноза. Затем я сказал: «Бетти, встань, пожалуйста. Теперь медленно иди к сцене. Иди прямо на меня. Сейчас иди не очень быстро и не очень медленно, но с каждым шагом входи постепенно в транс».
Когда Бетти, наконец, оказалась на сцене, стоя прямо передо мной, она уже находилась в очень глубоком трансе. "Где ты сейчас находишься, Бетти? – спросил я. «Здесь», – ответила она. «Где здесь?» – «С вами». Я спросил: «А где мы?» «Здесь», – опять ответила она. «Что там?» – спросил я. (Эриксон указывает в сторону воображаемой аудитории.) Бетти ответила: «Ничего». «А там что?» (Эриксон указывает позади себя.) «Ничего», – ответила она. Другими словами, у нее была полная негативная галлюцинация на окружающее. Ей был виден только я. Я продемонстрировал каталепсию и анестезию кисти. (Эриксон щиплет себя за кисть руки.)
Тогда я сказал Бетти: «Неплохо было бы нам с тобой побывать в Бостонском дендрарии. Мы можем это легко осуществить». Я рассказал ей об искажении времени, как можно расширить или сжать время. «Итак, время расширилось, и каждая секунда стала днем».
Она представила, что мы с ней находимся в дендрарии. Я показал ей, как погибают однолетние растения, поскольку уже наступил октябрь, как меняют цвет листья, как это обычно бывает в Массачусетсе в октябре. Я показывал ей разные деревья, кустарники и вьющиеся растения и обращал ее внимание на разнообразный узор листьев. Следующей весной снова высадят однолетние растения. Я рассказывал, как цветут разные деревья, какие они приносят плоды, какие у них семена и как птицы, поедая плоды, разносят семена, которые могут прорасти в подходящих условиях и дать жизнь новым деревьям. Я очень подробно рассказал о дендрарии.
Затем я предложил отправиться в бостонский зоопарк. Там, как мне известно, родился маленький кенгуренок, и, может, нам повезет, и он вылезет из маминой сумки и покажется нам. Я объяснил, что новорожденных кенгуру называют «джои» и что размером они не более двух с половиной сантиметров. После рождения они доползают до маминой сумки, присасываются к соску и уже не могут его выпустить благодаря особым физическим изменениям, происходящим во рту кенгуренка. И вот он сосет, и сосет, и сосет, а сам растет. Я думаю, он месяца три сидит в сумке, прежде чем выглянуть наружу. Мы осмотрели кенгуру, полюбовались на малыша, выглянувшего из сумки. Навестили тигров и их котят, львов и львят, медведей, мартышек, волков и всех остальных животных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121