Но Тимба действовала наверняка. Не обращая внимания на прыжки зверька вправо и влево, она неслась напролом, и с каждым мгновением расстояние между ними сокращалось. В последнее мгновение белка увидела в метре от себя спасительное дерево и прыгнула, Тимба взвилась в воздух вслед за ней. К моему ужасу, она поймала белку в воздухе и тряхнула головой, ломая ей позвоночник. Когда она приземлилась, белка в ее пасти была мертва.
Я неслась к ней и кричала, чтобы она бросила добычу. Но мощные челюсти только крепче сжимались. Это уже не было игрой. Обычно собаки приходили сюда порезвиться. А теперь здесь стоял волк, только что выследивший, поймавший и собирающийся съесть свою добычу. Наконец, мои крики и подзатыльники, которыми я щедро ее угощала, подействовали на Тимбу. Она ослабила хватку, маленькое тельце упало на землю.
Я велела Тимбе отойти, и она послушалась. Собака в ней опять взяла верх. До нее дошло, что я очень зла. Взгляд, только что горевший охотничьим азартом, стал виноватым и обеспокоенным, она очень внимательно на меня смотрела.
Я наклонилась над белкой. Невозможно было оставить ее вот так просто лежать. Я бережно подняла зверька, уложила под деревом, обернув хвостик вокруг маленького тельца, и прикрыла листьями. Мой гнев постепенно утихал. Винить Тимбу за случившееся было все равно, что сердиться на кошку, поймавшую птичку. Она совершила то, что совершила, по велению инстинкта. Только я была повинна в смерти белки. Никогда больше ни одно живое существо не пострадало от зубов Тимбы, потому что я никогда больше не забывала, что в ней течет волчья кровь.
Тимба любила воду, которая успокаивала и расслабляла ее, и, как все волки, была великолепной пловчихой. Она скользила по воде, оставляя после себя лишь легкую рябь, и развивала такую скорость, что приводила в изумление владельцев ретриверов, которые, не без основания, считают своих питомцев чемпионами среди пловцов.
Не было нужды предупреждать уток об опасности: хлопать в ладоши или иначе создавать шум. Они сами отлично понимали, какая опасность исходит от Тимбы. Так же, как в свое время их предки безошибочно определяли, чего ждать от Моппет. Сейчас к озеру приближался волк, а значит, оставаться в воде слишком опасно. Они даже не пытались уплывать. При одном взгляде на погружающуюся в воду Тимбу все утки немедленно поднимались на крыло и не возвращались, пока волк не отправлялся восвояси.
Тимба так любила воду, что мы с Дэвидом решили свозить ее к океану в межсезонье, когда на побережье практически не бывает людей. Она никогда раньше не видела бьющихся о берег волн, это зрелище привело ее в восторг. И не только, ей понравилось играть с океаном: она бежала навстречу набегающей волне, а потом разворачивалась и неслась обратно, норовя опередить нагонявшую ее волну. Тимба не отказывалась и поплавать. У нее хватало сил и сноровки, чтобы плыть в океане, преодолевая сильное сопротивление волн, которые захлестывали ее с головой; она плыла до тех пор, пока мы не начинали звать ее на берег. Она выходила и долго отряхивала со своей длинной шерсти соленую воду. Потом делала еще один заплыв, а мы, стоя на берегу, с восхищением наблюдали, как красивый и сильный волк покоряет Атлантический океан. Это было счастье!
Моппет пробудила во мне любовь к животным. С Деллой это чувство выросло и окрепло. С Тимбой – достигло апогея.
Когда мы с Деллой ходили на работу и обратно или прогуливались в Проспект-Парке, она, как и положено сторожевой собаке, смотрела прямо перед собой, не пропуская ни единого встречного, лишь изредка оглядывая окрестности. Куда она почти никогда не смотрела, так это на небо – ведь там не было и не могло быть людей. Я тоже никогда не смотрела на небо. Его загораживали дома. Даже когда дома не мешали, я все равно не догадывалась посмотреть вверх. А Тимба иногда смотрела. Если она вдруг ощущала, как ветер легкой волной пробегает над ней и шевелит ее шерсть, то останавливалась и смотрела вверх. Проследив за ее взглядом, я замечала, что привлекло ее внимание: к примеру, собиралась гроза, и ветер гнал облака по серому небу. По глазам Тимбы было ясно, что даже в городе собака сохранила связь с природой и ее огромной, великолепной и неотъемлемой частью – небом, со всеми его оттенками и настроениями, с его постоянством и переменчивостью.
Если мы брали Тимбу на ночные прогулки (когда приезжали на нашу ферму Календарь), она останавливалась и рассматривала звезды и луну. Она не выла на луну, а просто долго на нее смотрела.
С тех пор и я полюбила смотреть из окна лондонского отеля на залитый лунным светом Биг Бен или всматриваться в самое синее на свете итальянское небо. Но совершенно необязательно уезжать куда-то далеко, чтобы почувствовать и увидеть красоту небес. Просто поднимите голову вверх. Я сделала это впервые, когда мне было двадцать шесть лет благодаря Тимбе, и с той поры каждый день смотрю в небо.
А потом мы с Дэвидом и Тимбой совершили восхождение на гору Вашингтон. В последний раз я туда приезжала, когда мне было двадцать лет. Я хотела пройти по тому же маршруту, но не смогла вспомнить ни как он назывался, ни где начинался. Пришлось спрашивать у лесников. Я рассказала о том, что тропа, по которой мы тогда шли, тянулась вдоль низвергавшегося вниз потока, несколько раз пересекала его, выходила к маленькой деревушке у верхней границы леса, а затем вела к вершине. Однако лесники никак не могли понять, о каком маршруте идет речь, пока я не припомнила кое-что еще: железнодорожные пути и кемпинг с деревянными домиками, который находился совсем недалеко от начала тропы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82