– Ты, верно, очень раззадорился войти в компанию? – с грубым смехом спросил Титча.
– Черт! – ответил Драгош. – Я – крестьянин, а дельце в Гроне принесло мне за одну ночь больше, чем за целый год копанья в земле.
– Это тебя и разлакомило! – решил Титча с раскатистым хохотом.
Драгош сделал вид, будто заметил, что стакан его собутыльника был пуст, и поспешил его наполнить.
– Ты совсем не пьешь, товарищ! – вскричал он. – За твое здоровье!
– За твое! – повторил Титча, опоражнивая стакан одним махом.
Сведения, полученными полицейским, были обильны. Он узнал, сколько сообщников в дунайской шайке: восемь, по словам Титчи; имена трех из них и даже четырех, считая атамана; назначение шаланды: море, где, без сомнения, судно заберет добычу; базу для операций:
Рущук. Когда Ладко вернется сюда через две недели, все будет готово, чтобы арестовать его немедленно, если не удастся схватить бандитов в устье Дуная.
Но все-таки еще немало оставалось неразрешенных вопросов. Карл Драгош подумал, что, может быть, ему удастся осветить, по крайней мере, один из них, пользуясь опьянением собеседника.
– Почему же, – спросил он равнодушным тоном после некоторого молчания, – ты не хотел сейчас, чтобы я произносил имя Ладко?
Совершенно пьяный, Титча бросил мутный взгляд на компаньона, потом, в приливе внезапной нежности, протянул ему руку.
– Я все тебе скажу, ведь ты друг! – пробормотал он.
– Да!
– Брат!
– Да!
– Молодец, боевой парень!
– Да!
Титча взглянул на бутылки.
– По стаканчику можжевеловки? – предложил он.
– Нет больше, – ответил Драгош.
Видя состояние противника и опасаясь, что тот упадет мертвецки пьяным, сыщик старался выливать на пол добрую часть содержимого бутылок. Но это не устраивало Титчу, который, узнав, что можжевеловой уже нет, скорчил кислую гримасу.
– Тогда ракии! – умолял он.
– Вот, – согласился Карл Драгош и придвинул бутылку, в которой оставалось несколько капель жидкости. – Но осторожно, товарищ! Мы не должны опьянеть.
– Я! – запротестовал Титча, завладев бутылкой. – Я знаю, что могу и чего не могу!
– Мы говорили, что Ладко… – напомнил Драгош, осторожно направляя извилистый путь собеседника к цели.
– Ладко? – повторил Титча, забыв, о чем шла речь.
– Да… Почему нельзя его называть?
Титча пьяно рассмеялся.
– Это тебя интересует, сынок! Это значит, что здесь Ладко произносится Стрига, вот и все.
– Стрига? – повторил Драгош, ничего не понимая. – Почему Стрига?
– Потому что так зовется это дитятко… Ну, вот как тебя зовут… В самом деле, как тебя зовут?
– Рейнольд.
– Ага… Рейнольд… Ну, хорошо! Тебя зовут Рейнольд… Его зовут Стрига… Это ясно.
– Однако в Гроне… – настаивал Драгош.
– Хо! – перебил Титча. – В Гроне это был Ладко… Но в Рущуке это Стрига!
Он подмигнул с хитрым видом.
– Да уж так, ты понимаешь, не пойман – не вор! Что преступник принимает вымышленное имя, которым прикрывает свои злодеяния, это не может удивить полицейского, но почему именно фамилия Ладко, фамилия, написанная на портрете, найденном в барже?
– Однако существует и настоящий Ладко! – нетерпеливо вскричал Драгош, выразив, таким образом, свое предположение.
– Черт возьми! – сказал Титча. – Это-то и есть самое смешное.
– Но кто же тогда этот Ладко?
– Каналья! – энергично заявил Титча.
– Что он тебе сделал?
– Мне?.. Ничего… Стриге…
– А что он сделал Стриге?
– Отнял у него женщину… Прекрасную Натчу. Натча! Имя, написанное на портрете!
Драгош, уверенный, что он на хорошем следу, жадно слушал Титчу, который продолжал, не дожидаясь, чтобы его просили:
– Потом они совсем не друзья, понимаешь! Вот почему Стрига взял его имя. Он хитрец, Стрига!
– Я все-таки не понимаю, – упорствовал Драгош, – почему нельзя называть имя Ладко.
– Потому что это опасно, – объяснил Титча. – В Гроне… и в других местах, ты знаешь, что оно означает… А здесь, Ладко – имя лоцмана, который восстал против правительства… он устраивает заговоры, бездельник… А улицы в Рушуке полны турок!
– Что с ним случилось? – спросил Драгош.
Титча жестом показал незнание.
– Он исчез. Стрига думает, что умер.
– Умер!
– И, вероятно, это правда, потому что женщина у Стриги.
– Какая женщина?
– Ну! Прекрасная Натча… Сначала имя, потом жена… Она недовольна, голубка… Но Стрига держит ее на борту шаланды…
Все стало ясно Драгошу. Он проводил долгие дни не в обществе заурядного преступника, но с изгнанником-патриотом. Какова же в этот момент скорбь несчастного, который, явившись к себе после стольких усилий, нашел опустевший дом?.. Нужно спешить к нему на помощь… А дунайскую банду Драгош, отныне хорошо осведомленный, без труда найдет и уничтожит.
– Жарко, – вздохнул он, притворяясь опьяневшим.
– Очень жарко, – согласился Титча.
– Все ракия… – пробормотал Драгош.
Титча ударил кулаком по столу.
– У тебя слабая голова, малыш! – насмешливо сказал он. – Я… Ты видишь… Готов начать снова…
– Не могу состязаться с тобой…
– Воробышек… – издевался Титча. – Ладно, идем, раз уж тебе так хочется.
Расплатившись с хозяином, компаньоны очутились на площади. Перемена оказалась неблагоприятной для Титчи. На свежем воздухе его опьянение заметно увеличилось. Драгош боялся, что слишком напоил его.
– Скажи, – молвил он, указывая вниз, – этот Ладко…
– Какой Ладко?
– Лоцман, Там он живет?
– Нет.
Карл Драгош повернулся в сторону города.
– Там?
– Вовсе нет.
– Ну, тогда там? – Драгош указал вверх.
– Да, – пробормотал Титча.
Сыщик увлек своего компаньона. Тот шатался и позволял вести себя, бормоча несвязные слова; после пяти минут ходьбы он внезапно остановился, усиливаясь вернуть уверенность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66