И если это не было той великолепной идиллией медового месяца, которой Мэри Янг поддразнивала Джьянни, то весьма ее напоминало.
Они остановились в очаровательном пансионе на расстоянии приятной прогулки от Тринита-деи-Монти.
Они ели в великолепных, изысканных ресторанах, где их принимали тепло и по-дружески, где было просто невозможно получить плохо приготовленное блюдо, а мандолины заставляли вас оплакивать годы, проведенные где-то еще.
Они бродили лунными ночами по склонам Палатина[28], на котором римские императоры золотого века возводили свои дворцы напротив Колизея и арки Константина.
Они замирали перед величайшими произведениями искусства, созданными в цивилизованном мире, и держались при этом за руки, чтобы разделить впечатление друг с другом.
– Не могу вообразить вещи печальнее, чем смотреть на такое вот в одиночку, – сказала как-то Мэри Янг.
Джьянни удивился: откуда это к ней пришло? Как нашла она такие слова?
Однажды, сидя на скамейке у подножия Испанской лестницы, он наблюдал, как она поднимается по ступенькам, чтобы купить цветов для их комнаты. На ней была надета бледно-желтая блуза с узором в виде листьев. Наверху, когда Мэри стояла и выбирала цветы, ветер мягко обозначил под тканью блузы ее грудь. Из-за яркого солнечного света Джьянни не мог разглядеть ее лицо. Но ему вдруг непреодолимо захотелось помахать ей рукой, что он и сделал.
Спустившись вниз, она его поцеловала.
– Спасибо, – сказала она.
– За что?
– За то, что помахал мне.
Он взглянул на прекрасное, сдержанно-серьезное лицо женщины, произнесшей такие странные слова.
– Мне никто еще не махал рукой вот так, – объяснила она. – Я имею в виду – без причины.
Джьянни вынужден был отвернуться. Она так глубоко проникла в него… Он уже больше не мог считать, что в его отношении к ней отсутствует чувство, а есть лишь вожделение.
Цветы выглядели в комнате такими яркими и вселяющими надежду. Когда на них падал луч солнца или свет лампы, казалось, что они танцуют. Мэри назвала их своим свадебным букетом и засмеялась при этом. Но смеялся только ее рот. Глаза делали что-то другое. Джьянни больше всего боялся именно ее глаз.
В постели они оба не могли даже вообразить, что могут расстаться.
Истинным временем любви Мэри считала утро и ранний вечер. Ночь – это для крестьян, как говорила она, потому что крестьяне слишком робки и застенчивы, чтобы смотреть друг на друга.
Джьянни чувствовал себя юнцом, впервые попавшим на праздник. Мэри дарила исключительную радость в любое время, но он совсем по-особому воспринимал те минуты, когда она поднималась в номер вверх по лестнице впереди него, а он смотрел, как двигаются ее бедра, предвещая наслаждение.
Господи, думалось ему, эта женщина становится чем-то очень значительным.
На пятое утро они лежали рядом в приятной истоме.
Жалюзи были опущены, но раннее солнце пробивалось сквозь щели. Собственное тело казалось Джьянни невесомым. Он знал, что пора вставать и приниматься за ежедневные поиски, но не мог преодолеть расслабляющую инерцию.
В комнате было тепло, и они с Мэри лежали на простынях нагими. Кожа Мэри сияла в утреннем свете.
Еще только десять минут, пообещал себе Джьянни.
– Сколько еще галерей нам осталось обойти в Риме? – спросила Мэри Янг.
– Около пятидесяти, наверное.
– А если мы в них ничего не найдем?
– Поедем во Флоренцию.
– А потом?
– Потом в Венецию, Неаполь, Палермо. Ты же знаешь список.
Она пододвинулась к нему:
– Я должна сделать ужасающее признание.
Джьянни молча ждал продолжения.
– Иногда мне хочется, чтобы мы вообще ничего не нашли.
Он смотрел в потолок.
– Ведь это неразумно, да? – спросила она.
– Разумеется.
– Я знаю. Говорю только потому, что последние дни были так чудесны.
Джьянни молчал.
– По крайней мере, для меня, – добавила она.
– И для меня тоже.
Она повернулась и поцеловала его.
– Ты не должен был так говорить.
– Должен.
– Только потому, что ты очень воспитанный человек.
– Нет. Потому, что это правда.
Мэри лежала неподвижно, обняв его. Золотые искорки вспыхивали и гасли у нее в глазах – ветерок колыхал занавески, и они то пропускали свет солнца, то преграждали ему путь.
– А что, если мы так и не найдем Витторио? – заговорила она. – Это в самом деле будет ужасно?
Джьянни принял в себя такую возможность и попытался осознать, как она действует на него. Пожалуй, это не хуже, чем слишком быстро проглотить ледяную воду.
– Я полагаю, мы пережили бы это… соблюдая осторожность и уповая на везение.
– Это не тот ответ, который ты собирался дать.
– Прости. Просто я, как видно, не гожусь для таких игр.
– Но это вовсе не игра. Всегда есть шанс, что так оно и будет. Неужели ты об этом не думал?
– Как же я мог не думать?
– Ну и?
– Чаще всего я отбрасываю это от себя.
– А если уже не сможешь отбросить?
Джьянни долго лежал и раздумывал.
– Это обернулось бы достаточно скверно. Нам пришлось бы сделать пластические операции. Пришлось бы жить с оглядкой и нигде не задерживаться, жить одним днем и знать, что этого не изменишь.
– Ты имеешь в виду, как жил Витторио все последние девять лет?
Джьянни кивнул, хотя на самом деле не обдумывал проблему в таком свете.
Мэри села на постели и посмотрела на него:
– Ты все время говоришь “мы”. Значит ли это, что ты хочешь, чтобы мы были вместе?
Джьянни молча и не двигаясь сидел на кровати; прекрасное обнаженное тело и прелестное лицо – самые очевидные аргументы в ее пользу, и они оказывают свое действие.
– В конечном итоге мы могли бы возненавидеть друг друга, – наконец проговорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153