– Есть вопрос, – начал Дарнинг. – Он касается того любезного одолжения, которое вы сделали мне девять лет назад. Человека, который этим делом занимался, звали Витторио Батталья?
Лицо у Донатти побелело. Он молча кивнул, но потом спросил:
– Что-нибудь не так?
– Боюсь, что очень многое не так, – ответил Дарнинг и рассказал Донатти о письме Майка и о том, что за этим последовало.
Донатти слушал в молчании. Потом он медленно поднялся, подошел к окну и стал смотреть на город. Обернулся:
– Когда это случилось?
– Десять дней назад.
– Чем же вы занимались эти десять дней?
– Наблюдал, как исчезают люди.
И министр поведал зловещую повесть о том, как бесследно исчезли пять человек, посланных допросить Джьянни Гарецки и Мэри Чан Янг.
Донатти покачал головой:
– Почему вы сразу не обратились ко мне?
Дарнинг глотнул “Перье” и ничего не ответил. Его молчание вызвало у дона улыбку.
– Вы все еще мне не доверяете?
– Девять лет назад вы заверили меня, что с женщиной дело улажено. Теперь я обнаруживаю, что она жива. Разве здесь есть основа для доверия?
– Что я могу сказать. Генри? Это какое-то недоразумение. Ведь Батталья был лучшим из моих людей, и он заверил меня, что все сделано как надо. Сообщения о катастрофе появились в газетах. Я в таком же недоумении, как и вы.
– Где теперь Батталья?
– Один Бог знает. Он исчез через несколько недель после катастрофы, и больше я не слышал о нем ни слова.
– Это не показалось вам странным?
Карло Донатти передернул плечами:
– Ничего странного – при его-то занятии. Всегда найдутся враги. Люди исчезают. Даже лучшие. Я поставил свечку за упокой и послал Витторио прощальный поцелуй.
– А что его друг, художник? Он знает, где Витторио Батталья?
– Сомневаюсь.
– Когда вы последний раз виделись с Гарецки?
Донатти посмотрел на свой скотч из-под полуприкрытых век.
– Несколько дней назад. Был прием в его честь в “Метрополитен”. Я посетил прием и выразил Гарецки свое уважение.
– Он не звонил вам и не обращался за помощью после этого?
– Нет.
– Давайте выложим карты на стол, Карло. Мы двое всегда являли собой удобное quid pro quo[26]. Нечто за нечто. Идет?
Донатти сидел молча.
– Много лет назад, – негромко заговорил министр юстиции, – я как обвинитель отменил выдвинутое против вас серьезное обвинение в убийстве. Через некоторое время вы согласились принять на себя заботы об Айрин Хоппер – ради меня. Теперь выясняется, что вы этого не сделали.
– Я сожалею. Но еще пять минут назад я был уверен, что сделал.
– Возможно, что так, а возможно, и нет. И то и другое уже не существенно. Теперь имеет значение лишь то, что существуют два человека, которые могут уничтожить меня в любое удобное для них время.
Донатти опустил глаза на свой стакан. Так, словно разглядывал внутренности кровавой жертвы.
– Если они не уничтожили вас за девять лет, зачем им делать это теперь?
– Вы упускаете главное. Я не могу жить под дамокловым мечом. И не хочу так жить. Ради Бога, Карло! Я уже не тот, каким был девять лет назад. Ныне я министр юстиции Соединенных Штатов. И могу подняться еще выше. Кто может угадать, что придет людям в голову? Кто предугадает побуждение, которое заставит их сделать то, чего они не делали до сих пор?
Донатти молчал.
– Я как нельзя более серьезен, – сказал Дарнинг.
– Вы полагаете, что мне это надо объяснять?
– Я полагаю, что вы виделись с Джьянни Гарецки после вечера в музее. А это значит, что вы мне уже солгали.
Глаза у Донатти сделались холодными, но он ничего не сказал.
– Я также полагаю, что вы ответственны за эту беду, Карло. И если Гарецки снова свяжется с вами, а я уверен, что он это сделает, то я хотел бы об этом знать.
Дон Донатти произнес с нажимом:
– Вы не там ищете. Мне кажется, что Джьянни Гарецки ничего не знает.
– Позвольте мне самому судить об этом.
Лучи заходящего солнца окрашивали багрянцем стены комнаты. Дарнинг проследил глазами их путь от окна и улыбнулся, но веселья в его улыбке не было.
– А на тот случай, если у вас в голове зреют какие-либо неразумные намерения, пожалуйста, запомните три вещи. Срок давности не применим к обвинениям в убийстве. Доказательства против вас хранятся в банковском сейфе. Если я погибну в результате несчастного случая, все это попадет прямиком к окружному прокурору.
В наступившем молчании лишь торжественно звучала музыка Бетховена.

Глава 20

Мэри Янг сидела за столом в большом читальном зале главного отделения Нью-йоркской публичной библиотеки. Чувствуя все более сильное возбуждение, она не замечала ничего вокруг себя. Целый час она изучала содержимое папки, переданной ей одним из посыльных Джимми Ли.
Вложенные в папку распечатки с микропленки включали все детали… заметки из “Нью-Йорк таймс”, “Ньюсвик” и “Тайм”… все, что касалось гибели Айрин Хоппер в авиакатастрофе более чем девять лет назад. Больше всего ее поразило, что на сцене то и дело появлялся Генри Дарнинг.
Хоппер потерпела аварию на самолете, принадлежавшем Дарнингу.
Дарнинг сообщил, что принял Айрин Хоппер на работу в свою юридическую фирму, стал ее ментором и покровителем, вступил с ней в достаточно близкие отношения вне работы.
Именно Дарнинг выступил с настоящим панегириком во время мемориальной церемонии, происходившей через неделю после гибели Айрин.
Это Дарнинг учредил большую стипендию имени Айрин Хоппер, которая выплачивалась особо одаренным и при этом нуждающимся студентам-юристам университета в Пенсильвании, где училась Хоппер.
Но Мэри Янг несомненно обладала знанием куда более значительных для нее двух вещей, о которых ничего не сообщалось на микропленке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153