– Мне надо повидаться с моим агентом, владельцем художественной галереи, а также с моим старым учителем. У него учился и Витторио.
– Что они могут тебе сообщить?
Художник выпил третью рюмку марочного шардоннэ, которое Мэри заказала к ужину. Она, кажется, хорошо разбиралась в таких вещах и придавала им значение. В отличие от него. Впрочем, его это не слишком заботило.
– Не знаю, – ответил он. – Может быть, ничего. Но где бы Витторио ни жил, он, безусловно, пишет картины, а эти двое отлично знают его как художника и могут подсказать то, о чем я сам не подумал.

Что-то разбудило Джьянни. Он сел на постели и уставился в темноту. И услышал плач Мэри Янг. Именно этот звук разбудил его.
Плач продолжался, громкий, почти по-детски отчаянный, такой резкий и пронзительный, что Джьянни показалось, словно в него входит остро отточенное лезвие ножа.
Он включил лампу между их кроватями, и по комнате разлился желтоватый свет. Мэри Янг металась по кровати, лицо ее было искажено, глаза плотно закрыты. Она будто боролась с целой армией чародеев и демонов. Джьянни ухватил ее за кисти рук.
– Успокойся, – шепнул он. – Успокойся, все хорошо.
Мэри боролась теперь с ним, стараясь высвободить руки. Она была удивительно сильной. Потом она открыла глаза с расширенными зрачками и перестала рыдать. Лежала и смотрела на Джьянни; лицо и тело в испарине, рубашка прилипла к коже.
– Это был только сон, – сказал Джьянни. – Все в порядке. Все в порядке.
Она застрелила и похоронила трех правительственных агентов, которые явились допрашивать ее, пытать, а возможно, и убить. Она стала бездомной беглянкой. Неведомые, но могучие силы охотились за ней и теперь. Если у нее вообще есть будущее, то оно скорее всего похоже на некую комнату ужасов.
Какой сон может быть страшнее подобной реальности? Ее начало трясти. Очень сильно. Так сильно, что Джьянни услыхал клацанье зубов. Он сходил в ванную, принес полотенце и махровый халат.
– Тебе лучше снять влажную рубашку, – сказал он. Мэри попыталась это сделать, но она дрожала так неистово, что Джьянни пришлось прийти ей на помощь. Потом он вытер ее полотенцем.
У него перехватило дыхание, когда он увидел ее обнаженной. То была невольная реакция, чистый рефлекс, не более. И тем не менее он устыдился. Животное в образе человека. Животное начало не преобладало в нем, но, конечно же, продолжало существовать.
Уже одетая, Мэри все еще дрожала.
– Обними меня… – попросила она жалобно.
Джьянни лег рядом и обнял ее. И она его обняла. Так они и лежали, держа друг друга в объятиях. Дрожь наконец унялась.
Но ни он, ни она не отодвинулись. Они, должно быть, оказались связаны друг с другом, как заключенные в одной камере, – примерно так думалось Джьянни. Негромкая, приятная мелодия звучала у него в голове; все, что доставляло радость, означало свободу. Во всяком случае, у него не было сил отодвинуться от нее. Но он считал, что не вправе думать об этом. Конечно же, не сейчас.
И конечно, она первая поцеловала его. Упаси Боже, чтобы начал он. Губительная кара небесная обрушилась бы на него. Но когда он коснулся рукой ее груди, то готов был пожертвовать остатком жизни, чтобы продлить это ощущение. Словно что-то подсказало ему, что до сих пор он даже отдаленно не представлял себе истинного чуда женской груди.
Терять было нечего, и он продолжал открывать для себя другие чудеса. С невероятным чувством благодарности. Даже в возбуждении была своя доля покоя. Он смотрел ей в глаза, смотрел на милый овал лица и понимал, что никогда еще не видел чего-то более открытого для него. Это была правда. Ему принадлежало все, чего он желал. Стоило только протянуть руку. А цена?
Кто может определить ее с такой вот женщиной? Но где-то, в самой глубине его существа, как некая не заслуженная им награда, пробуждалось нечто мудрое и доброе, как будто бы начиналась новая часть его жизни. Приподнимаясь и опускаясь и приподнимаясь снова, он видел ее нежные чужестранные глаза, в которых вдруг вспыхивали золотые искры.

Только позже, когда Мэри уже спала, он подумал о своей жене, и ему стало зябко.
Это ничего общего не имеет с тобой, сказал он Терезе. Ни Мэри Янг, ни любая другая женщина никогда не коснется того, что было у нас с тобой.
Я делаю успехи.

Глава 15

Джьянни собирался позвонить Дону Карло Донатти по его личному безопасному проводу… упрятанному в свинцовую оболочку – и никаких “жучков”.
Он решил, что без этого не обойтись. Улика была серьезная, но совершенно случайная. После стольких лет дружбы дон имел право хотя бы объясниться. Джьянни находился возле бензоколонки на Северном бульваре, на границе округа Нассау, в двадцати минутах езды от дома Донатти в Сэндз-Пойнтс. Утро ясное, солнечное, легкий прохладный ветерок доносил запах моря со спокойных вод бухты Литл-Нек. День, пожалуй, слишком хорош для того, что он собирается делать.
Джьянни набрал особый, легко запоминающийся номер… его не забудешь, даже если ты в панике… и услышал ответ дона после третьего гудка.
– Это я, – сказал он.
– Джьянни? Я ужасно беспокоился. У тебя все в порядке?
– Я жив, Дон Донатти. Как вы?
– Я ведь просил тебя поддерживать со мной связь. Прошло четыре дня. Я не знал, что думать.
Голос у дона строгий, как у обиженного сыном отца.
– Простите меня. Я проявил невнимание. Но у меня были тяжелые дни, пришлось много побегать. Но это с моей стороны непростительно, и я приношу извинения.
– Grazie a Dio[12], что ты в порядке. Случилось нечто очень скверное, а я не мог тебя предостеречь.
Гарецки молча ждал продолжения.
– Все безопасные бумажки, которые я тебе дал, – продолжал Донатти, – надо сжечь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153