– Встречусь с Генри на Капри и посмотрю, что удастся предпринять.
– Имеешь в виду, помимо траханья?
Мэри кивнула все с тем же бесстрастным выражением лица:
– Ему очень нравится заниматься со мной любовью. Вдруг это поможет вызволить мальчика. Если не Пегги.
– И ты этому веришь?
– Должна.
Она вытерла слезы тыльной стороной ладоней. Жестом маленькой девочки.
– А ты? – спросила она. – Что ты собираешься делать?
Джьянни только поглядел на нее.
– Я тебя не осуждаю, – сказала она. – Я не заслуживаю доверия.
Джьянни убрал пистолет в кобуру и поднялся.
– Заметит ли твой Генри нынче вечером, что сетка на окне разрезана?
– Он даже не зайдет сюда.
– Я посоветовал бы тебе закрепить ее. Ни к чему давать ему повод для недоумения.
Мэри Янг кивнула. Она проводила Джьянни до задней двери.
– Пожалуйста, постарайся мне поверить, – попросила она. – Сегодня вечером я говорила тебе чистую правду. Каждое слово.
Джьянни повернулся и ушел. Ему не хотелось видеть, что написано на лице у Мэри.

Джьянни устроился в гостинице неподалеку от аэропорта. Немедленно сбросил одежду и впервые за два дня принял душ.
Он стоял под струями горячей воды почти полчаса. Когда наконец вышел, растерся полотенцем со зверской грубостью. В затуманенном от пара зеркале над раковиной увидел неясное отражение собственной физиономии. Усмехнулся, как бы пробуя лицевые мускулы, потом отвернулся.
Он пользовался душистым мылом, и в воздухе держался стойкий, определенно женственный аромат, ничуть не похожий на запах Мэри Янг и тем не менее наполняющий комнату ее присутствием. Джьянни вдруг почувствовал, что начинает плавиться в жарком свете сильных ламп, побыстрее все закончил и вышел из ванной.
Он надел чистое белье и вытянулся на постели. У него никогда не было ни пижамы, ни шлепанцев, ни халата. Все это для больных и отдыхающих, а он не болел и не привык отдыхать. Встав с постели, надевал брюки и ботинки, а вместе с ними – мужские ответственность и достоинство. Жена дразнила его за то, что он не умеет расслабиться, но понимала его потребности лучше, чем он сам.
Тереза. Он словно бы прожил две жизни с тех пор, как она ушла. Как просто все было при ней. Тогда была любовь, и ты знал, что она есть, все на своем месте. А теперь? Только боль и обман.
Поглядывая на часы, он дождался полуночи. И позвонил по домашнему телефону доктора Елены Курчи в Монреале, Сицилия, где часы показывали ровно шесть утра. Но ему сразу отозвался голос Лючии.
– Это Джьянни, – заговорил он по-итальянски. – Простите, что разбудил вас. Как Витторио?
– Очень слаб, но понемногу поправляется. Все время спрашивает, не звонили ли вы. У вас есть для него новости?
– Да. Причем хорошие. Его сын и жена живы.
– О, Джьянни! – В одно это слово Лючия вложила бездну эмоций. – Он так горевал, он был уверен, что они погибли. Где они?
– Где-то в Италии. Больше я ничего не знаю. Но скажите ему, что у меня есть нити.
– Замечательно! Будьте осторожны.
– И вы тоже. Мы в долгу перед вами и вашей сестрой за все, что вы сделали.
Спустя некоторое время после разговора с Лючией Джьянни впал в уныние. Он пробудил столько напрасных надежд, а сколько будет мук, если они не сбудутся?
Но даже напрасная надежда лучше, чем ничего, подумал он и на какие-то мгновения даже сам поверил в лучшее.
Он погасил свет, снова лег в постель и начал представлять себе, как Генри Дарнинг возвращается в свой джорджтаунский дом, входит в спальню, сбрасывает отлично сшитый вечерний костюм и втискивает свое нагое тело между мягких, зовущих бедер Мэри Янг.
Постель в мотеле была сырая и бугристая, лежать неудобно. Джьянни начал нарочито зевать – так легче поверить, что ты готов уснуть. Увы, это не помогло.
Мало-помалу Джьянни принялся ругаться. Ругался обдуманно, изощренно, низким, ровным голосом. Исчерпав весь запас английской и итальянской ругани, он припомнил и добавил несколько еврейских выражений и твердил свою трехъязычную литанию со всей истовостью, на какую был способен в одинокой темноте тихой комнаты.

Глава 69

Примерно за два часа до того, как Джьянни Гарецки позвонил Лючии, Витторио Батталью мучили кошмары.
В первую ночь после перевода из отделения реанимации в палату обычного типа у Витторио внезапно пересохло во рту, он обливался потом и задыхался оттого, что какой-то зверь вцепился когтями ему в грудь, а сам дьявол душил его, обдавая зловонием.
Но то был совсем не кошмарный сон, не зверь и не дьявол. Витторио попросту ухватила за горло железная рука, а на лицо ему положили подушку.
Только тяжелое дыхание, только нарастающая хватка, только два пульса бьются в удушливой тьме.
Они меня нашли, мелькнуло в голове у Витторио, и на какое-то мгновение он ощутил чувство благодарности. Пусть оно свершится. И тут же перед ним возникло видение того, что находилось по ту сторону тьмы: его жена и сын весело смеются в наступающих сумерках летнего вечера, они ждут его, невредимые, все мучения кончились, словно по волшебству. Он замучен самой честной усталостью. С него довольно. Что ему остается без них? Одиночество, деградация, ибо все лучшее осталось позади.
Витторио погрузился в себя как никогда. И вдруг в нем словно что-то вскрикнуло.
Не допускай, чтобы ублюдки ушли безнаказанно!
Гнев и ненависть волнами накатывали на него. Он сунул руку между ног и ухватился за то, что составляло сейчас всю его мужскую силу. В этот вполне возможно последний миг его жизни она заключалась не в опавшем и вялом члене, а в сладостно твердой рукоятке автоматического пистолета.
Удивительно, что Витторио сохранил достаточно самообладания и присутствия духа, чтобы вспомнить о предохранителе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153