— Как тебе удалось, старший, — спросил я его однажды, — пробить через Совет строительство этого корабля?— Кораблей, — поправил Борг. — Их будет два. Два неразлучных друга. Хроноквантовые Орест и Пилад. Филемон и Бавкида. Улисс Дружинин и Робин Греков. — Он подмигнул мне, как первокурсник, желающий показать, какой он свойский парень. — Как я пробил? Да вот так и пробил — с перевесом всего в один голос. Мне, видишь ли, помогло, что я теперь не член Совета: меньше ответственности, больше настырности… Спасибо тебе, пилот.— За что? — удивился я. — За то, что тебя исключили из Совета?— Че-пу-ха, — сказал Борг раздельно. — Тут другое. Мне сильно повезло в том, что ты оказался везучим. — Он усмехнулся, глядя, как я, ничего не понимая, хлопаю глазами. — Видишь ли, расчёты расчётами, а вероятность опасности была оценена неточно. Недаром я сам хотел лететь.— Старший, не говори загадками! — взмолился я.— Ладно. Слушай, пилот. Мы подвергли материалы твоего полёта дотошному анализу и убедились, что вы с Робином были на волосок от того, чтобы… как бы популярнее… чтобы застрять вне времени, вернее — в безвременье… в общем, перестать существовать. То, что вы возвратились, можешь рассматривать как некую флюктуацию вероятности.— Флюктуация, — повторил я невольно, а самого продрало холодком до костей при мысли о безвременье, которое и представить себе нельзя… о мёртвом корабле… о призраках, этих вечных скитальцах, таинственных «летучих голландцах» космоса…Да, да, я очень везучий. Я прошёл на волосок от жуткой бездны, я не сгинул, и у меня есть Андра. Ух, до чего я везучий!..Сбылась удивительная мечта: по вечерам в моем доме бойко стучали каблучки, были освещены все окна, и за столом усаживалось со смехом и шутками человек восемь-десять, и расторопный мажордом только успевал поворачиваться. Я все посматривал на Андру — сияющую, оживлённую. Она с удовольствием входила в роль хозяйки дома. Она учила Гинчева варить кофе по-перуански и очень убедительно доказывала, что только этнолингвистика может дать удовлетворение человеку ищущему и пытливому, и безудержно хохотала, когда Борг принимался рассказывать смешные истории.И только Феликс, как мне казалось, её смущал.Он сидел, молчаливый и углублённый в свои мысли. Тщетно мы пытались расшевелить его, разговорить, засадить за шахматы. Как-то раз Андра решительно подступила к нему.— Выпрямись, — сказала она. — Попробую тебя причесать.Феликс послушно выпрямился на стуле, и Андра глубоко погрузила руки в его заросли.— Да он вполне ручной, — удивился Борг. — А говорили, будто никого не подпускает к своим кудрям.Причесать Феликса не удалось: одна за другой поломались у Андры две расчёски. Ну и посмеялись мы тогда, а Феликс улыбался, кротко щурясь! Я подумал, что он похож на одичавшего котёнка, которого невзначай погладили по голове. Глава двенадцатая РАЗГОВОРЫ ЗА ВЕЧЕРНИМ СТОЛОМ В тот вечер мы всей компанией сидели в гостиной конструкторского бюро перед экраном большого визора. Передавали соревнования по подводному плаванию и полётам над водой с пристежными крыльями. Такие передачи смотреть приятно — ты сам как бы паришь над волнами и встречный ветер посвистывает у тебя в ушах. А потом ты плывёшь среди кораллового леса, и это тоже неплохо.Андра накануне мне сказала, чтобы я поменьше на неё глазел: «Ну как ты не понимаешь, Улисс, это ведь производит смешное впечатление, когда ты все время смотришь и улыбаешься вот так». Она изобразила мою туповато-благодушную улыбку и сама засмеялась.Ладно. Если уж смотреть не на Андру, то — на полёты над водой. Вот я и смотрел.Гинчев бурно переживал перипетии соревнований — вскакивал, вскрикивал и почёсывал кончик носа. Борг, по своему обыкновению, возился с микроманипуляторами, микроэлементами и прочей мелочью, которую обожают вертеть в руках конструкторы, и посмеивался над эмоциями Гинчева. Нонны, розовощёкой конструкторши, сегодня с нами не было — она уехала встречать Леона Травинского. Они с Леоном были друзьями ещё со школьных времён.Я смотрел на экран и вдруг ощутил, что мне посылают менто. Его смысл был непонятен, но я чувствовал: мне прямо-таки сверлили затылок. Я оглянулся. Сзади в кресле у двери сидел Феликс и смотрел не то на меня, не то на экран — никогда ведь не поймёшь, куда он смотрит и что, собственно, видит. Я сосредоточился и направил ему менто: «Не понял, о чём ты спрашиваешь». Феликс не ответил. Он медленно опустил лохматую голову, ссутулился, и вообще вид у него был какой-то больной.Сегодня днём, когда конструкторы в перерыв прохлаждались на речке, я слышал, как Борг ворчал, что с Феликсом не стало никакого сладу. Где-то он, Феликс, бродит, не отвечает на видеофонные вызовы, и машина, рассчитывающая по его алгоритмам варианты совмещения времени-пространства, нервничает, если можно так выразиться о машине. Где, в каких немыслимых дебрях платоновской математики витала его мысль? И что за срезы, залитые в пластилон, разглядывает он в электронный микроскоп, а потом расшвыривает по всему зданию, причиняя ужасные хлопоты усердному мажордому?Наверное, именно таких, как Феликс, в прежние времена называли «чудаками», «рассеянными до невозможности» и как-то ещё. Все эти словечки решительно ничего не объясняют. Мозг Феликса автоматически ограждает себя от посторонней информации. И в этом все дело. Защита, отбрасывающая все ненужное.И вот что ещё приходило мне в голову. Я был не очень силён в ментообмене, мои земляки-примары куда шире пользовались направленной мыслью для общения, однако, с тех пор как я покинул Венеру, я почти не встречал людей, владеющих менто-системой, а если и встречал, то убеждался, что они не идут дальше набора элементарных сигналов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100