Не ваше это дело.
– Конечно… Мое дело скважины бурить.
Морозов прищурил на Кравцова глаз.
– Вы что хотите от меня, Александр Витальевич?
– Ничего… – Кравцов отвел взгляд в сторону. – Чего мне хотеть? Поскорей бы закончить все – и домой…
– Э, нет. Вижу по вашему хитрому носу, что вы задумали нечто.
– Да нет же, Виктор Константинович…
– Так вот, голубчик, заранее говорю: не просите и не пытайтесь. Многие уже просились. Пуск будет поручен специалистам. Атомщикам. Понятно?
– Там специалистам и делать нечего. Включил часовой механизм и ступай себе, не торопясь, на катер…
– Все равно. Напрасно просите.
– А я не прошу… Только, по-моему, право на пуск имеют прежде всего те, кто нес на плоту последнюю вахту…
– Значит, право первооткрывателей?
– Допустим, так.
– Макферсон болен, остается Кравцов. Ловко придумали. – Морозов засмеялся, взглянул на часы. – Что это катер не идет?
Рядышком Али-Овсад беседовал с Брамульей, и на сей раз разговор их крутился не вокруг чая и блюда из бараньих кишок, а касался высокой материи. Чилиец мало что понимал из объяснений старого мастера, но для порядка кивал, поддакивал, пускал изо рта и носа клубы сигарного дыма.
– Чем вы озабочены, Али-Овсад? – спросил Морозов.
– Я спрашиваю, товарищ Морозов, этот кольцевой сердечник кто крутить будет?
– Никто не будет его крутить.
– Колесо есть, а крутиться – нет? – Али-Овсад недоуменно поцокал языком. – Значит, работать не будет.
– Почему это не будет?
– Машина крутиться должна, – убежденно сказал мастер. – Работает, когда крутится, – все знают.
– Не всегда, Али-Овсад, не всегда, – усмехнулся Морозов. – Вот, например, радиоприемник – он же не крутится.
– Как не крутится? Там ручки-мручки есть. – Али-Овсад стоял на своем непоколебимо. – А электрический ток? Протон-электрон – все крутится.
Морозов хотел было объяснить старику, как будет работать кольцевой сердечник, но тут пришел катер. Ученые отплыли к плоту.
Стоя на корме катера, Морозов щурился от встречного ветра, задумчиво смотрел на приближающийся плот. «Машина крутиться должна…» А ведь, пожалуй, верно: если в момент разрезания столба плот с кольцевым сердечником вращать вокруг него, то можно будет обойтись без громоздких преобразователей, которые, кстати, будут готовы в последнюю очередь. Столб
– статор, плот с сердечником – ротор… Надо будет прикинуть, рассчитать… Массу времени сэкономили бы… Можно причалить к плоту пароход, запустить машину…
Он обернулся к Бернстайну:
– Коллега, что вы скажете по поводу одной незрелой, но любопытной мысли…

35

«…Что за нескончаемое письмо я тебе пишу! Я как будто разговариваю с тобой, моя родная, и мне это приятно, только вот отрывают все время.
У нас тут – дым коромыслом. Дело в том, что привезли атомную бомбу (мы ее называем «светлячок») и понаехало столько дипломатов и военных, что ткни пальцем и наверняка попадешь. Сама знаешь, после запрещения испытаний ядерного оружия это первый случай, когда потребовалось взорвать одну штуку, естественно, что Совет Безопасности всполошился и нагнал сюда своих представителей. На «Фукуоке» народу сейчас, как летом в воскресенье на пляже в Кунцеве. Помнишь, как мы ездили на моторке? Это было еще в те счастливые времена, когда шарик земной имел при себе нормальную магнитную шубу.
Установку со «светлячком» поставим на платформу и погоним к столбу. Она прилипнет к столбу и…
Ну вот, опять оторвали. Позвонил Морозов, просит зайти к нему. А ведь уже заполночь. Покойной ночи. Маринка!..»

36

Уилл сидел в кресле и лепил. Его длинные пальцы мяли желтый комок пластилина. Норма Хемптон – она сидела с шитьем у стола – потянулась, прикрутила коптящий язычок огня в лампе.
– Как же быть с Говардом, милый? – спросила она.
– Как хочешь, – ответил Уилл. – Он обращается к тебе.
– Если бы он попросил, как раньше, двадцать-тридцать фунтов, я бы и не стала спрашивать тебя. Послала бы, и все. Но тут мальчик просит…
– Мальчику двадцать четыре года, – прервал ее Уилл. – В его возрасте я не клянчил у родителей.
– Уилл, он пишет, что если у него не окажется этой суммы, он упустит решающий шанс в жизни. Он с двумя молодыми людьми из очень порядочных семей хочет основать «скрач-клуб» – это сейчас входит в моду, нечто вроде рыцарских турниров, в доспехах и с копьями, только не на лошадях, а на мотороллерах…
– А я-то думал – на лошадях. Ну, раз на мотороллерах, ты непременно пошли ему чек.
– Прошу тебя, не смейся. Если я пошлю такую сумму, у меня ничего не останется. Отнесись серьезно, Уилл. Ведь он наш сын…
– Наш сын! Он стыдится, что его отец был когда-то простым дриллером на промысле…
– Уилл, прошу тебя…
– Я упрям и скуп, как все хайлендеры так называют в Шотландии жителей гор

. Ни одного пенса – слышишь? – ни единого пенса от меня не получит этот бездельник!
– Хорошо, милый, только не волнуйся. Не волнуйся.
– Пусть подождет, – тихо сказал Уилл после долгого молчания. – В моем завещании есть его имя. Пусть подождет, а потом основывает клуб, будь оно проклято.
Норма со вздохом тряхнула золотой гривой и снова взялась за шитье. Пластилин под пальцами Уилла превращался в голову с узким лицом и сильно выступающей нижней челюстью. Уилл взял перочинный нож и прорезал глаза, ноздри и рот.
В дверь каюты постучали. Вошел Кравцов. Вид у него был такой, словно он только что выиграл сто тысяч. Куртка распахнута, коричневая шевелюра, что кустарник в лесу…
– Добрый вечер! – гаркнул он с порога. И, с трудом сдерживая в голосе радостный звон: – Уилл, поздравьте меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36