Ее черные глаза сверкали – такие черные, что даже не видно зрачков, один только огненно-страстный блеск. Распущенные волосы языками пламени рассыпались по плечам. Такую – красивую, сильную, натянутую, как струна – они послушают.
– Вы считаете, что ваши силы недостаточны – вы, братья Эрлы? Вы отступаете перед неверными – хотя один князь Эрл стоит тысячи их! Но вы давно расстались с мужеством, и вы готовы простить им все. Все, даже смерть вашей сестры! – Айрис чуть было не осеклась, увидев, как потемнели их лица. Лицо Джерарда… Нет, она не будет смотреть на лицо Джерарда! – Князь Элберт говорит, что вы собираете отряды, зачем? Наемные войска могут предать. Вы, князья Эрлы, можете выступить против неверных во главе одного-единственного отряда – отряда надежных, проверенных воинов. И вы победите: если один из вас падет – другой встанет на его место, и неверные дрогнут, решив, что вы бессмертны. Вы победите!
Где она слышала – или читала – что главное качество режиссера – умение убедительно говорить? Она владеет этим умением. Слишком хорошо владеет…
– Мы выступает немедленно, – сказал Монмут Эрл, и с гулким стуком обрушил на стол тяжелый кубок, словно ставя непререкаемую точку под этим решением. Шумно задвигались дубовые скамьи, огромные братья вставали из-за стола, и их похожие лица стали неразличимы в объединившей их фатальной решимости. Коротким стоном оборвалась струна гитары, отброшенной Элбертом. «Они наивны и доверчивы»… Что же я делаю, вдруг осознала Айрис. Неужели это она, рыженькая девушка в красной юбке, девятнадцати лет, дерзко мечтающая стать режиссером, нет, невозможно по-настоящему поверить, что именно она, именно в эту минуту – посылает на верную смерть четырех человек. И еще кто знает скольких, которым придется погибнуть в этом сражении…
Всем им все равно осталось жить несколько часов, потом они исчезнут – чтобы вновь возникнуть в следующей Вариации. А она – у нее впереди целая жизнь. Пустая, нелепая жизнь, озаренная одной-единственной мечтой. И если мечта не сумеет сбыться – что ей делать с этой немыслимо-длинной жизнью?
– Сегодня странный день, – вдруг сказал Джерард. – Я не хотел бы погибнуть именно сегодня. Элберт чуть презрительно скосил узкие голубые глаза.
– Боишься, князь Джерард Эрл?
Джерард чуть недоуменно взглянул на него – и расхохотался, широко, раскатисто, в этом хохоте почти невозможно было уловить нотку грусти.
– Я в доспехах, – сказал он, смеясь, – и пока ты будешь натягивать свои латы, я перейду за второй изгиб Эрелинелле!
– Нет уж, подожди нас, – запротестовал юный Эдвард, и трое братьев исчезли в дверном проеме.
И они остались вдвоем – в неверном тревожном свете разноцветных бликов, отбрасываемых витражами. Вдвоем…
«Я князь Джерард Эрл.» Сгрогий силуэт сверкающего рыцаря на огненно-розовом фоне рассвета. Открытые светлые глаза, которые без тени враждебности и недоверия отражают неизвестно откуда появившуюся девушку в странной одежде. Гаснущий отзвук негромкого голоса: «дева с волосами цвета…» Все это было два часа назад, этот человек совсем чужой ей.
– Сюжет для баллады, – вдруг заговорил Джерард. – Надо рассказать Элберту. Это была бы красивая баллада… Человек встречает девушку… удивительную девушку, какой не мог представить себе даже во сне. И в тот же самый день, на том же самом месте он встречает и свою смерть, – он помолчал. – В один день… Я никогда не думал, что такое может произойти в жизни. Сегодня странный день.
– Ты не встретишь сегодня свою омерть, Джерард, – неуверенно произнесла Айрис. Не то…
Странный день… Странный – потому что это единственный день его жизни. Его завтра не существует, его вчера – неизвестно кем придуманный обман. Вся жизнь – один день… и она хочет лишить, она лишает его даже этого…
Почему она не может оторвать глаз от его лица? Почему оно такое печальное, обреченное и близкое, его лицо? «Они не люди, не люди, не люди…» Джерард!
– Джерард, – глухо выкрикнула она, и он вздрогнул и шагнул к ней. – Ты не должен, не должен… ты не пойдешь туда, Джерард!
Не хватало дыхания, и слова сбились в один огромный запутанный клубок. Как объяснить… как объяснить ему, что его жизнь слишком коротка, и поэтому люди того, большого, настоящего мира готовы без зазрения совести отнять ее? Что он не человек, а только вариация Джерарда Эрла?
Нет, это все неважно, как объяснить ему, как заставить его поверить в то, что ему нельзя, нельзя идти на эту страшную неравную битву?
– Джерард, – еле слышно сказала она, – ты можешь меня убить. Я послана Царем неверных, чтобы убедить вас выступить против них со слабыми силами. Он хочет, уничтожить вас, Эрлов, а я…
Он пересек длинный зал большими шагами и остановился – совсем, совсем близко к ней.
– Айрис, – его мягкий голос звучал надежно и уверенно, как всегда, – зачем ты говоришь это? Мы приняли решение выступить сегодня два дня назад, на военном совете – тогда тебя еще не было с нами. Я… я постараюсь вернуться, Айрис.
За дверью загрохотали железом приближающиеся шаги братьев. Джерард шагнул было им навстречу, но вдруг обернулся и порывисто, страстно прижал ее к себе – на одно мгновение – и Айрис на миг ощутила его горячее дыхание и тепло тела за холодным непробиваемым металлом…
…Четыре одинаковые фигуры неумолимо удалялись к горизонту, и четыре остроконечных шпиля на шлемах непереносимо сверкали в лучах яркого солнца. Айрис отошла от узкого стрельчатого окна. Вот и все. Она уже ничего не сможет сделать.
То, что Джерард сказал о военном совете – вымысел, предназначенный снять ответственность с ее хрупких плеч?
1 2 3 4 5 6