Встречный ветер не стихал целые сутки; на вторую ночь, лежа на койке без сна, Хорнблауэр услышал команду: «Все наверх!». Он сел и потянулся за халатом; над головой топали ноги, «Краб» бешено подпрыгивал.
– Все наверх паруса убирать!
– Три рифа на гроте! – орал Харкорт, когда Хорнблауэр выбрался на палубу. Ветер раздувал полы халата, прижимал к телу ночную рубаху. Хорнблауэр встал у гакаборта. Вокруг ревела тьма. Из летней ночи на них несся шквал, но кто-то проявил бдительность и подготовился. Шквал налетел с юга.
– Спустись под ветер! – кричал Харкорт. – Пошел шкоты!
В неразберихе бушующих волн «Краб» развернулся, резко накренился на нос и выровнялся. Теперь он несся в темноте, опровергая свое неблагозвучное название. Благодарение шквалу – они быстро наверстывали упущенное. Ревущая ночь стремительно близилась к рассвету; халат хлестал Хорнблауэра по ногам. Это было упоительно: стоять вот так, подчиняя себе стихии, мчаться, оседлав ветер, вздумавший было захватить их врасплох.
– Отлично, мистер Харкорт, – против ветра прокричал Хорнблауэр подошедшему лейтенанту.
– Спасибо, сэр… милорд. Два часа такого ветра – все, что нам надо.
Судьба подарила им полтора часа. Затем шквал стих, и пассат с прежним упрямством задул ост-тень-норд. На следующее утро за завтраком Джайлс доложил приятную новость.
– Ветер отходит, милорд, – сказал он. Джайлс, как и все на корабле, живо интересовался гонкой.
– Превосходно, – отвечал Хорнблауэр. Только несколько минут спустя он снова ощутил тупую боль. Этот ветер вернее приблизит его к роковой минуте. К середине дня пассат выкинул очередную летнюю причуду. Он затихал, затихал и перешел в слабые порывы, так что временами «Краб» лениво поворачивался на синей морской глади – «считал румбы». Смола в пазах плавилась под отвесными солнечными лучами. Летучие рыбки оставляли мимолетные темные борозды на эмалевой поверхности вод. Никто на них не смотрел – все пристально вглядывались в горизонт, ожидая следующего порыва. Быть может, не так далеко в переменчивом Карибском море идет под всеми парусами «Дерзкий». День прошел, за ним ночь, а пассат так и не задул; лишь редкий порыв ветра немного приближал «Краба» к цели. Солнце пекло. Воды выдавали по две пинты в день, и всем постоянно, непрерывно хотелось пить. Они встретили всего два корабля, и оба без всякого толка. Островная шхуна на пути в Белиз. Голландец на обратном пути из Курасао. Ни тому, ни другому шкиперу нельзя было доверить письмо. И ни одного корабля эскадры – это было почти за гранью возможного. Оставалось ждать, ждать с тоскливым, мрачным терпением. Наконец капризный ветер снова задул, на этот раз с оста. Вновь поставили марсели и двинулись нужным курсом, час за часом делая по шесть узлов. Ближе к Антилам корабли стали попадаться чаще, но то были купеческие шлюпы, курсирующие между Подветренными островами и Тринидадом. Всех переполошил возникший на горизонте парус, но то оказался не «Дерзкий». На мачте развевался красно-золотой флаг – испанский фрегат спешил к побережью Венесуэлы, вероятно, усмирять повстанцев. Путешествие близилось к концу: Хорнблауэр услышал «земля!», и через секунду в каюту зашел Джерард.
– Видно Гренаду, милорд.
– Очень хорошо.
Они в тех водах, где особенно вероятно встретиться с «Дерзким»; теперь почти все решает направление ветра. Сейчас он дул с северо-востока; это хорошо. Исключается и без того слабая возможность, что «Дерзкий» пройдет не между Тобаго и Тринидадом, а севернее Тобаго.
– «Дерзкий» пойдет проливом Тобаго, милорд, – сказал Джерард, – и постарается сделать это днем.
– По крайней мере мы можем на это надеяться, – сказал Хорнблауэр. Вероятно, с «Дерзкого» землю видели так же давно, как и с «Краба», и капитан будет осторожничать, памятую про переменчивый ветер и непредсказуемые карибские течения.
– Полагаю, мистер Харкорт, – сказал Хорнблауэр, – мы можем спокойно двигаться к мысу Галера.
– Есть, милорд.
Теперь предстояло худшее – ждать, гадая, не сваляли ли они дурака с этой затеей, нести дозор, идти в бейдевинд к Тринидаду, поворачивать оверштаг и возвращаться к Гренаде, минуя Тобаго. Ждать было тяжело, а Хорнблауэр – и никто больше – знал: если они не сваляли дурака, ему предстоит нечто куда более ужасное. Джерард снова заговорил об этом.
– Как вы намереваетесь задержать его, милорд?
– Найдется способ, – отвечал Хорнблауэр, сдерживая раздражение и тревогу.
Был ослепительно сине-золотой день, и «Краб» легко скользил со слабым попутным ветерком, когда впередсмотрящий закричал с мачты:
– Вижу парус! Сподветру, сэр!
Парус мог быть чей угодно, но чем ближе подходил «Краб», тем больше неизвестный корабль напоминал «Дерзкого». Три мачты – уже это внушало уверенность, потому что не так много больших кораблей идет из Карибского моря в южную Атлантику. Поставлены все паруса, даже трюмсели, и лиселя до бом-брамселей. Впрочем, это ни о чем особенно не говорит.
– Похож на американца, сэр!
Уже трюмсели определенно указывали на то же. Харкорт взобрался на мачту с собственной подзорной трубой. Когда он спустился на палубу, глаза его горели.
– Это – «Дерзкий», милорд. Я уверен.
Их разделяло девять миль. Небо и море слепили голубизной, вдалеке чуть синела полоска земли. «Краб» выиграл гонку на двадцать пять часов. «Дерзкий» считал румбы – ветра не было, и он крутился на месте под пирамидой бесполезных парусов. «Краб» еще некоторое время двигался и тоже замер под палящим солнцем. Все глаза устремились на адмирала. Тот стоял неподвижно и, не отрываясь, смотрел на далекие белые прямоугольники – свой приговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16