Стать капитаном в его положении – это все равно, что прыгнуть на несколько метров.А вести с фронта день ото дня радовали. Зимой начался разгром фашистов под Сталинградом. Диктор подолгу перечислял освобожденные Советской Армией города и селения.Весной ушли на вельботах в Нуукэн на моржовую охоту. Айвангу тосковал вдали от семьи и с каждой оказией посылал весточку Раулене, спрашивал о сыне.Ледяной припай оторвался от берегов Тэпкэна, и вельботы возвращались в родное селение. Берегли горючее и поэтому шли под парусом. Над головами шелестело огромное брезентовое полотнище, надутое ветром, упругое, звенящее.Громко журчала у бортов вода, расходясь за кормой двумя пенистыми волнами. От берега докатывались гул прибоя, крики птиц. Далеко на горизонте кит пускал высокий фонтан.Айвангу сидел на носу вельбота и ждал, когда за мысом на косе откроются низкие яранги родного селения и среди них яранга с наростом на боку. Впервые Раулена вместе с женами других охотников, наверное, ждет его на галечной гряде, и в руках у нее, как и у других женщин, остро отточенный пекуль – нож для разделки добычи.Вдали показались мачты радиостанции. Потом дым из труб. Блеснула на солнце крыша школьного здания, покрытая гофрированным, оцинкованным железом, а дальше на косе среди редких деревянных домов – яранги Тэпкэна, похожие на выброшенные морем большие черные камни.На берегу стояла толпа. Долго не видели тэпкэнцы своих кормильцев. Наверное, месяц прошел с того дня, когда вельботы ушли в Нуукэн. Легкий накат пенил воду, и ребятишки кидали в волну камни, стараясь попасть под самый кипящий гребень.Айвангу издали узнал Раулену. Она стояла рядом с Росхинаут, а поодаль с пращой в руках носился Алеша.Спустили парус. Вельбот плыл к берегу по инерции, и голоса встречающих звучали громче.– Мынор как загорел! Как моржовая кожа, черный!– Айвангу сидит на носу!– Кэлеуги-то как похудел! Не спал, должно быть, все мотор чинил.У чукчей не принято бурно выражать чувства, даже если ты не видел любимую целый месяц. Охотники сходили на берег, как будто они возвратились после получасового плавания. Только детям они позволяли приближаться к себе. Но радость не скрыть. Она горела в глазах женщин, да и мужчины нет-нет да и кинут на них полные затаенной ласки взоры. Кончится суета на берегу, уложат добычу в увэран, унесут домой свою долю добычи, наедятся свежего сытного мяса, улягутся в своих пологах, и тогда все будет – и ласки и нежность до восхода солнца.Едва солнце коснулось воды, обозначив наступление летней полуночи, на берегу остались лишь собаки, догрызавшие кости.Раулена занавесила окно плотным куском брезента, чтобы свет летней ночи не мешал спать.Айвангу лежал на кровати и любовался женой. Красивая Раулена! Она опять пополнела – будет у них еще один ребенок, а с ним войдет и новое счастье.– Скоро мне придется строить большущий деревянный дом, – пошутил Айвангу.– Да, Айвангу, – ответила Раулена, – ведь наша жизнь только начинается.Наутро вельботы не вышли в море, и Айвангу позволил себе поспать подольше. В Беринговом проливе он сутками не смыкал глаз или спал в таких положениях, в которых другой человек никогда не уснет.Раулена уже поднялась и возилась в чоттагине, разжигая костер. Алеша еще на восходе солнца убежал на лагуну ловить бычков – канаельгинов.Из чоттагина доносился треск горящих дров и запах дыма.Вдруг послышались какие-то взволнованные голоса, и распахнулась дверь.Испуганным голосом Раулена произнесла:– Полундра твой… Громук застрелил!Айвангу быстро оделся.На берегу лагуны столпился народ. Люди молча расступились, пропустив Айвангу. Собака лежала на боку, вытянув лапы. На голове зияла черная рана, и кровь запеклась в шерсти. Тут же рядом валялась разорванная свинья. Рядом на корточки присел Громук и пальцем трогал ее розовую кожу.– Что ты сделал с моей собакой?Громук поднял глаза на Айвангу.– Погляди, она задрала мою свинью. Ты знаешь, сколько стоит моя свинья в военное время?– Ты бы сказал мне, я бы заплатил.– Тебе за год не заработать столько денег.С громким плачем прибежала жена Громука, растолстевшая Тамара Борисовна.– У, ироды! Задрали свинью, дикари проклятые!Стоявший в толпе Лев Васильевич взял за плечи рыдающую женщину, повернул ее обратно и сказал ей:– Немедленно уходите отсюда!– Как вы разговариваете с моей женой! – вскипел Громук и двинулся на Льва Васильевича.– Тогда сами скажите, чтобы она убиралась отсюда, пока цела! – крикнул Лев Васильевич. В эту минуту он совсем не напоминал интеллигента.Айвангу ничего не слышал. Он гладил рукой окровавленную шерсть собаки и приговаривал:– Убили тебя, мой друг… Ноги мои отрубили…– Подумаешь, пес! – бросил Громук. – Вон их тут сколько бегает! Выбирай любую.Айвангу медленно двинулся на Громука, который все еще стоял над разорванной свиньей и продолжал сокрушаться, стараясь вызвать сочувствие толпы.Громук вздрогнул, поднял голову и вдруг закрылся руками.– Айвангу! Ты чего? А?– Много я видел плохого, – спокойно сказал Айвангу, – но из людей ты – худший.Айвангу положил Полундру на нарту, сам впрягся и повез друга высоко в гору, где и похоронил его, завалив камнями. Он просидел до вечера на камне, глядя вниз на морской простор, на лагуну, на яранги, черневшие камнями на косе. Как же жить с людьми, которые вот так спокойно могут убить существо, живущее с ними? Может быть, он зря сердится? Это просто – убить. Ведь где-то далеко отсюда лишают жизни не собак и свиней, а людей, у которых есть родные – матери и отцы, жены и дети, братья и сестры.Только поздно вечером Айвангу спустился вниз и пошел прямо на полярную станцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88