Гена взял кусок бумаги и нарисовал арфу.– Мама моя играла на таком инструменте.– Они играют только Бетховена? – спросил Айвангу.– Нет, и других композиторов: Чайковского, Бородина, Моцарта. Людей, которые создавали музыку, много.– Бетховен – самый лучший? – спросил Айвангу.– Один из самых лучших, – ответил Гена.Айвангу задумался. Разве может быть что-либо подобное тому, что он услышал? Где тогда граница того, что называют красотой? Или ее нет и красота так же безгранична, как небо, как мир?– Между прочим, Бетховен написал эту музыку, уже будучи глухим, – продолжал Ронин. – Он не слышал, как звучит созданное им.– Неужели он был глухой? – переспросил Айвангу. – Возможно ли такое?– Да. Если тебе интересно, приходи в это время, когда работает радиостанция «Пасифик». Они всегда передают хорошую музыку.Попрощавшись с радистом, Айвангу вышел на улицу, шагнув с крыльца в мороз. Он спустился к морю и пошел берегом, чтобы собачий лай не мешал ему вспоминать то, что он услышал по радио.В темноте мерцали большие льдины, на которых не задерживается снег, и они всю зиму стоят голые, блестя при луне, испуская загадочное сияние.Айвангу все еще был под впечатлением волшебной музыки. Он опустился на холодный, обнаженный камень и долго сидел, думая о силе человека, о его умении создавать такое, что волнует самого далекого собрата.– Что же может сделать человек, если глухой создал такое? – спросил Айвангу вслух.Море молчало. Оно терялось вдали, в хаосе нагроможденных льдин, в густой, непроницаемой зимней стуже. Море не могло ответить. На такой вопрос могли ответить только люди.
11 Райисполком, райком партии – все районные учреждения переселились в Кытрын, на Культбазу. Многолетние переговоры о том, кому куда переселяться – районному центру в Кытрын или Культбазе в Тэпкэн, – закончились. Айвангу часто слышал разговоры о том и, честно говоря, не понимал их. Райисполком был недоволен, когда Культбаза проводила работу в селениях, подчиненных и опекаемых им, а работники Культбазы часто спорили с Пряжкиным, кому ремонтировать вельботы, рульмоторы.Буксирный пароход «Водопьянов» уже сделал несколько рейсов, перевозя имущество работников, их семей, конторские столы, шкафы, сейфы.Типографию тоже вывозили в Кытрын. Айвангу, как мог, помогал Алиму упаковывать шрифты, кассы, демонтировать печатную машину.Белов предложил Айвангу переехать в Кытрын.– Мы тебя зачислим в штат, – сказал он. – Будешь получать зарплату, нужды знать не будешь.Предложение было заманчиво. Многие в Тэпкэне могли только мечтать об этом. Причастность Айвангу к газете сильно подняла его в глазах земляков. Сам Айвангу каждое появление своего имени в газете считал маленьким праздником, поэтому он провожал Алима и Белова с особой грустью.– Почему ты не хочешь ехать в Кытрын? Подумай сам: в твоем положении нет ничего лучшего, – убеждал его Белов.Белов сидел на большом ящике с книгами. Отопка других, отобранных для Айвангу, высилась на опустевшем столе.– Знаешь, Петр Яковлевич, чем больше люди смотрят на меня с жалостью, тем больше мне хочется доказать, что я остался настоящим человеком. Или ты думаешь по-другому? – Айвангу говорил медленно, обдумывая каждое слово.– Что ты, Айвангу! – поспешно сказал Белов. – Я тебе верю.– Если веришь, зачем зовешь меня с собой? Зачем сулишь мне легкую жизнь?– Айвангу, ты меня прости, я не хотел тебя обидеть, – сказал Белов.– Теперь меня трудно обидеть. – Айвангу усмехнулся. – Не потому, что загордился. Потому, что готов к обидам и знаю, что мне надо проходить мимо них к своей цели… Пусть у меня нет ног, но я не щепка, брошенная в поток. Я обещал себе, что буду настоящим охотником, я обещал себе, что верну Раулену… Если я откажусь от всего этого – я перестану уважать себя… Понимаешь меня?Отъезжающих увозил вельбот. С него они уже перебрались на борт стоящего на рейде «Водопьянова».Тэпкэн опустел. Большое красное здание райисполкома блестело окнами. Они были похожи на глаза человека, неожиданно оставленного веселыми друзьями.– Ушли! Ушли они! – торжествовал на берегу лагуны безумный Гэмалькот. – О, мои вельботы вернулись ко мне! Я поеду на охоту на своем вельботе, который подарил мне капитан Свенсон!Недели через две после отъезда райисполкома пустые комнаты большого дома наполнились народом, который оказался шумнее десятка самых громких служащих: в Тэпкэн переезжал районный интернат.Ребята были веселые и совсем не походили на сирот. Да и трудно было представить, чтобы сразу столько детей не имели родителей. Самое удивительное заключалось в том, что среди чукотских детей были и русские. Они внесли новое, какое-то особо радостное оживление в жизнь Тэпкэна. Каждая семья считала своим долгом принимать у себя воспитанников интерната. Их закармливали лакомствами, дарили им торбаса, расшитые бисером рукавицы.Айвангу первое время сторонился ребятишек из интерната. Еще неизвестно, как они отнесутся к нему. В Тэпкэне все привыкли к Айвангу, а новые ребятишки его не знают, первый раз видят. И действительно, он иногда ловил на себе удивленные, недоуменные взгляды.Понемногу ребята к нему привыкли. Они почтительно здоровались с Айвангу и старались оказать какую-нибудь услугу.В Тэпкэн вместе с интернатом приехал новый директор школы – высокий светловолосый молодой человек Лев Васильевич Светлов со старушкой матерью, учительницей английского языка, Пелагеей Калиновной. Старушка ходила по Тэпкэну, закутанная в теплый платок, заглядывала в яранги, постукивала палкой по закопченным стойкам и возмущалась грязью:– Разве человек может так жить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88