Кто-то, повернувшись к нему спиной, возился у огня. Моргон вздрогнул, увидев у него белые волосы, и позвал:
– Дет!
– Я не Дет. Хар велел мне прислуживать тебе.
Человек, вставший в полный рост возле очага, оказался высоким широкоплечим юношей. Он подошел к Моргону и зажег возле его кровати факел. Юноша был на несколько лет моложе Моргона, с белыми, словно молоко, волосами. Лицо его было бесстрастным, но Моргон почувствовал за этой бесстрастностью застенчивость и диковатость. При свете факела он увидел в его глазах знакомый фиолетовый отблеск. А юноша продолжал говорить под изучающим взглядом Моргона то и дело прерывающимся голосом, словно пользовался он им не слишком часто:
– Он велел… Хар велел, чтобы я назвал тебе мое имя. Я Хугин, сын Сута.
Моргон почувствовал, что его бросило в жар.
– Сут мертв, – сказал он.
– Нет.
– Все волшебники умерли.
– Нет. Хар знает Сута. Он нашел… Он нашел меня три года назад, я бегал в стаде вместе с турами. Он заглянул в мое сознание – и увидел Сута.
Моргон воззрился на юношу, не в силах произнести ни слова. Преодолевая боль в ноющих мышцах, он с трудом поднялся с кровати.
– Я хочу умыться. И где моя одежда? Мне нужно поговорить с Харом.
– Он ждет тебя, – успокоил его Хугин.
Моргон проследовал за юношей в зал. Там было полно народа: богатые горожане и их жены, купцы, охотники, музыканты и даже несколько просто одетых земледельцев. Все они пили вино возле огня, разговаривали, играли в шахматы, читали. Естественность происходящего напомнила Моргону Акрен. Хар восседал в своем кресле неподалеку от очага, слушая арфиста. Айя устроилась рядом с ним и почесывала собаку, лежащую у ее колен. Когда Моргон начал пробираться сквозь толпу, король сразу же заметил его и улыбнулся.
Князь Хеда сел на скамью рядом с королем-волком. Собака оставила Айю, чтобы с любопытством обнюхать нового гостя, и Моргон, испытав легкий шок, понял, что это волк. Возле огня лежали, уютно свернувшись калачиком, и другие животные – рыжая лисица, жирный барсук, серая белка, пара ласок, белых, как снег в камышах.
В то время как Моргон осторожно почесывал у волка за ушами, Айя спокойно пояснила ему:
– Они прячутся в доме от зимы, это друзья Хара. Иногда они проводят здесь время до самой весны, иногда приносят новости о людях и о зверях Остерланда. Иногда их присылают наши дети, если сами не могут нас навестить, – вон, высоко на балке спит белый сокол, его послала сюда наша дочь.
– Вы можете с ними разговаривать? – спросил Моргон. Айя, улыбнувшись, покачала головой:
– Я могу проникать только в сознание Хара – и то лишь тогда, когда он в своем собственном облике. Да так оно и лучше, иначе я бы куда больше о нем беспокоилась, когда он рыскает по всему королевству и надолго оставляет меня одну.
Песня подошла к концу, арфист, поджарый и темноволосый, поднялся, чтобы выпить вина. Король потянулся к своему кубку. Налил он вина и Моргону, не забыв послать слугу за едой. Затем Хар начал говорить, и голос его звучал тихо на фоне окружающего собеседников шума:
– Ты предложил мне свою помощь. Был бы ты любым другим человеком, я бы ею не воспользовался, но ты князь Хеда, и этим все сказано. То, о чем я попрошу, чрезвычайно трудно, зато результат будет очень ценным. Я хочу, чтобы ты нашел Сута.
– Сута? Хар, да как же он может быть живым? Как, если прошло семьсот лет…
– Моргон, я знал Сута. – Голос Хара оставался тихим, но в нем, словно порыв холодного ветра, прозвучала резкая нота. – Давно, много-много лет назад, когда мы оба были молоды, мы дружили… Мы жаждали знаний, и не важно было, как оно нам доставалось. Мы играли в отгадывание загадок задолго до начала существования Кэйтнарда, наши игры растягивались на годы – и все эти годы мы не уставали искать ответы. В те бурные времена он потерял глаз; это он покрыл мои руки шрамами, похожими на рога тура, обучая меня, как нужно менять облик. Когда он исчез вместе со всей школой волшебников, я считал, что он, должно быть, умер. И все же три года назад, когда перед моими глазами на месте молодого тура, меняя облик, возник мальчик, я заглянул в его мысли и сразу же вспомнил лицо человека, которого он считал своим отцом. Я знал его так же хорошо, как знаю собственное сердце. Сут. Он жив. Семь сотен лет он где-то скрывался. Прятался. Однажды, когда я спросил его, как он потерял глаз, он только рассмеялся и сказал, что в мире нет ничего такого, на что стоит смотреть. И все-таки он что-то увидел, повернулся к чему-то спиной и убежал, исчез, точно снежинка, упавшая на заснеженную землю. Он хорошо сделал, что спрятался. Я шел за ним по пятам три года, как волк, и я найду его.
В голове Моргона затеснились мысли.
– Моргол Херуна думает, что Гистеслухлом, основатель Лунголда, тоже жив. Но это не более чем предположение, доказательств нет. Так от чего он убегает?
– А что тебя тянет к горе Эрленстар?
Моргон поставил на стол свой кубок и запустил пальцы в волосы, откидывая их с лица так, что на его бледной коже отчетливо проступили кроваво-красные звезды.
– Вот это.
Руки Хара вздрогнули, блеснув кольцами, которыми были унизаны его пальцы. Айя сидела неподвижно, вся превратившись во внимание, и глаза ее были устремлены на Моргона.
– Значит, – произнес король, – продолжение этой великой игры переместилось на Хед. Когда ты впервые это понял?
Моргон попытался вспомнить.
– В Имрисе, – ответил он после недолгого молчания. – Я обнаружил арфу с тремя звездами, такими же, как у меня, и никто другой, кроме меня, не мог играть на этой арфе. Я увидел там женщину, которая была замужем за Хьюриу, и она пыталась убить меня, но не было для этого иной причины, кроме моих звезд, и она сказала, что она старше любой загадки, когда-либо загаданной…
– Как ты попал в Имрис?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76