Один раз он наткнулся на ствол дерева и надолго замер на месте перед невидимым в снежной круговерти препятствием, прижимаясь лицом к холодной коре и думая о том, сколько же еще будет продолжаться этот ужас, что произойдет, когда он не сможет больше сделать ни шагу, когда на землю падет ночь и он будет не в состоянии идти. Дерево, качаясь на ветру, как будто утешало его, и Моргон понимал, что нужно непременно идти дальше, однако руки отказывались ему повиноваться, не желая отрываться от ствола замерзшего дерева. Мысли его стали такими же бесформенными, как метель, и он увидел перед собой лицо Элиарда, сердитое, встревоженное, услышал свой собственный голос откуда-то из далекого прошлого, по которому он так тосковал все последние месяцы: «В одном я клянусь – я всегда буду возвращаться».
Вера, которую он увидел в глазах Элиарда, помогла ему выпустить дерево из своих объятий. Если бы тогда, при прощании, Элиард не поверил ему, Моргон мог бы сейчас и сам, как это дерево, пустить корни посреди этой метели в Остерланде и замереть навеки, покачиваясь под порывами завывающего ветра. Однако Элиард будет ждать, чтобы брат выполнил свою клятву.
Он снова открыл глаза; перед ним все еще был бесцветный мир, и ему захотелось плакать – так он устал от него.
Незаметно свет вокруг него начал меркнуть. Моргон сначала не замечал этого, сосредоточив все свое внимание на реке, и вдруг почувствовал, что сама река начинает тонуть в наплывающем, словно подталкиваемом порывами непрекращающегося ветра мраке.
Он шел, спотыкаясь о корни деревьев, обледенелые камни, с каждым шагом ему становилось все труднее протягивать вперед руку, чтобы сохранять равновесие. Однажды камень под его ногой соскользнул в воду – Моргон не последовал за ним лишь потому, что успел вцепиться в ветку. Он снова выпрямился и пошел вперед, потом, обессиленный, замер на месте, крепко прижавшись к дереву, оказавшемуся на его пути, замер, безотчетно дрожа, словно маленькая, брошенная хозяином собачонка. Непроизвольно посмотрев на небо, он пришел в ужас от его цвета.
Моргон уткнулся лицом в кору дерева, снова попытался сосредоточиться. Нет, ночь ему перехитрить не удастся. Можно было бы найти убежище – пещеру или большое дупло дерева – и попытаться разжечь огонь, но и на то, и на другое мало шансов. Он не может идти вдоль реки в темноте, а если отойдет от русла, то, скорее всего, будет недолго бродить бесцельно – потом просто упадет от усталости и исчезнет под снегом, став подобно Керну еще одной достопримечательностью Хеда, и Мастера внесут его в свой список. Он старался не заснуть от холода и усталости, внимательно разглядывая неровности древесной коры. Убежище и костер, какими бы они были недостижимыми сейчас, являлись его единственным спасением, единственной надеждой. Он с трудом выпрямился, осознавая, что его поддерживает только дерево, а не собственные усилия. Что-то странное, влажное и теплое, испугав его еще больше, чем что бы то ни было другое за этот страшный день, дотронулось до его щеки, и Моргон, вздрогнув, обернулся. Над ним возвышалась голова тура – казалось, что она существует совершенно отдельно от тела, высовываясь из сплошной стены несущегося снега.
Моргон не знал, как долго он смотрел в фиолетовые глаза. Тур стоял неподвижно, ветер трепал его мех. Руки Моргона, будто сами собой, начали гладить морду, шею, грудь, бока удивительного животного, он что-то шептал, скорее для того, чтобы успокоить самого себя, чем тура. Руки Моргона зарылись в шерсть на спине фиолетоглазого существа. Тур, наконец, пошевелился, и тогда Моргон, прикусив губы от невероятного усилия, прыгнул на спину чудесного зверя.
Он был не готов к внезапному броску, к взрыву скорости, которая понесла его, словно стрела, выпущенная из лука сквозь метель. Моргон изо всех сил держался за рога, зубы его были сжаты, глаза закрыты, арфа била по ребрам; из-за ветра, бьющего ему прямо в лицо, он почти не мог дышать; из горла его вырвался какой-то звук, и тогда неистовый бег испуганного зверя постепенно перешел на более медленный и твердый шаг – но при этом скорость движения тура была сравнима с бегом самого резвого жеребца. Моргон приник всем телом к теплой спине животного, не задавая себе вопросов, куда несется тур, как долго он будет терпеть его на своей спине; он просто сосредоточился на единственной мысли – оставаться с ним как можно дольше.
Моргон погрузился в какое-то подобие сна, сквозь который чувствовал легкое, ритмичное покачивание. Руки его сами собой разжались, и, потеряв равновесие, князь Хеда рухнул вниз, больно ударившись о землю. Увидев черное небо над головой, Моргон вдруг понял, что вокруг стоит тишина – тишина настолько глубокая, что, казалось, ее можно потрогать руками.
Он встал на ноги. В небе одна за другой загорались яркие звезды. Моргон увидел, что тур замер в нескольких шагах впереди и, обернувшись, разглядывает его с любопытством, словно Моргон был редким, невиданным зверем. Потом тур повернулся и мелкими шажками, взрывая копытами снег, пошел к Моргону. Тот снова, уже увереннее и спокойнее, чем прежде, взобрался на его спину, и тур снова понес его вперед, теперь уже сквозь тишину, навстречу звездам, сияющим над самым горизонтом.
Когда Моргон проснулся, тур степенно шагал по пустым, покрытым снегом городским улицам. Вдоль улиц стояли красивые деревянные дома и лавки, двери которых в этот предрассветный час были еще заперты.
Тур повернул за угол, и Моргон увидел перед собой большой, не обнесенный оградой дом. Его стены из дуба, березы и кедра, привезенных из самых отдаленных уголков мира, несомненно видели на своем веку много бурь;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76