– Так кто же вы наконец, – спросила мама, – Коперник, Дюма или Леонид Андреев?– А кем, по-вашему, я должен быть?– Самим собой, особенно если вы комендант и вам доверен дом со всем его хозяйством.– Не понимаю, – сказал величавый старик вежливым и приятным голосом, – разве хозяйство и дом пострадают, если я себя выдам за тех, с кем я имею внутреннее сходство?– Вы так думаете?– Да.– А я думаю иначе. Я не могу быть спокойна. когда дом отдан в руки человеку, способному себя выдать за Александра Дюма. А если испортится водопровод, паровое отопление или случится какая-нибудь другая неприятность, разве я могу надеяться на вас?– – Почему нет?– Вы еще спрашиваете? Это и так всем ясно. Вы несерьезный, легкомысленный, а может быть, больной, человек. Вам надо лечиться.– От чего?– Не знаю, как называется ваша болезнь. Вы самозванец.– Но я не выдаю себя за вашего брата или за члена Союза художников Левитана, который живет в десятом этаже. Я выдаю себя за тех, кого нет, да и то в шутку.– А зачем вы так шутите?– Я бы объяснил, но вряд ли вы поймете.– Почему же? Я имею незаконченное высшее образование, – сказала мама.– Тут даже законченное не поможет. Надо иметь другой склад ума. Выдавая себя в шутку за какую-нибудь знаменитость, я хочу понять сущность имени. Имя – что это такое? Его магия, его обаяние, его власть над людьми. И многое другое, чего вам, к сожалению, не понять. Спиноза сказал: «Не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать». Спиноза был не совсем прав. Чтобы понимать, надо смеяться. А вы не умеете. Долгие годы я работал артистом. Играл доброго волшебника. Разве в том, что на моей визитной карточке стоит доброе, но чужое имя, есть что-нибудь злое, нехорошее? Разве это не удивительно?– Мне не смешно, – сказала мама. – А только досадно.Комендант поклонился и ушел. А ровно через час пришел мастер с цементом, снял портрет композитора Рубинштейна и стал ремонтировать стену.– Вот видишь, – сказал я маме, – визитные карточки не помешали коменданту сдержать свое слово.– И все равно, – возразила мама. – Я не могу быть спокойна. Возможно, что он даже философ. Но мы не привыкли, чтоб управхозы и коменданты были философами. Нам этого не надо. 6 Моя мама не любила ничего загадочного и таинственного, и поэтому она не ждала ничего хорошего от нашего коменданта.Его симпатичная внешность ей казалась подозрительной. И она даже стала жалеть, что мы переехали в этот кооперативный дом за Черной речкой, а не обождали еще полгодика или год, когда построят новые, еще более красивые дома на том месте, где уже засыпали часть Финского залива и посадили деревья. Она просто не могла видеть этого коменданта и заявила отцу и дяде Васе, что даже его боится.– Чего его бояться? – сказал отец. – Он совершенно безобиден и безопасен. Здоровье его тоже проверяла комиссия, когда поступила жалоба на его странные поступки.Мама сказала отцу, что комиссия отнеслась к делу халатно и, конечно, ошиблась.Я очень опасался, что она тоже напишет жалобу и бедного красивого старика снова направят на комиссию, где его снова будут осматривать врачи и строго допрашивать, где он заказывает свои визитные карточки и на каком основании он печатает на этих карточках вместо своего имени имена исключительно знаменитых и даже великих людей.Моя мама жалобу не подала, но добилась на общем собрании жильцов-пайщиков, чтобы старику поставили на вид и указали на недопустимость его поступков, вошедших в противоречие с законами человеческой жизни.Но хватит о коменданте и о моей матери. Пора перейти к главному лицу, а именно к Левитану. Сначала к тому, чьи картины висят в Русском музее, а потом уж к соседу Мишки Авдеева.В Русский музей нас повела преподавательница родного языка Варвара Архиповна, Она считала себя большим знатоком живописи, и только мы с ней вошли в тот зал, где висят картины Левитана, как она стала нам объяснять;– Знаменитый русский художник пытался изобразить… Он хотел отобразить… Он ставил своей целью… Левитан хотел… Он сделал попытку…И от ее слов в большом, высоком зале сразу стало как в классе, все сделалось обыкновенным и знакомым, словно мы здесь бывали уже сотни раз.Мишка Авдеев усмехнулся и сказал:– Мне тот Левитан даже больше нравится, чем этот.– Какой?– Тот, что живет в нашем доме.– Да тот же не Левитан. А какой-нибудь потомок или случайный однофамилец. Он ненастоящий. Мишка Авдеев обиделся:– Еще неизвестно, какой настоящий. По-моему, тот «рисует не хуже.Я подошел к одной картине и стал ее рассматривать.На картине были изображены березки и речка, а также облака, и мне сразу стало немножко грустно, словно я тут же стоял на берегу речки возле березок, а надо было уезжать домой, в город, а уезжать очень не хотелось.Варвара Архиповна сказала, показывая на картину:– Знаменитый художник пытался… Он раз и навсегда поставил перед собой цель и всю жизнь добивался…Потом она стала хвалить березки, небо и особенно речку, но речка стала обыкновенной, и картина словно полиняла от ее слов.Я думал: если Варвара Архиповна сделает паузу – вернется ли в картину то, что в ней было до того, как учительница стала все подробно излагать и объяснять. Но Варвара Архиповна не сделала паузы или хотя бы короткой передышки, а продолжала объяснять:– Знаменитый художник очень любил природу, и он всегда добивался… Он хотел… А потом он заболел и вскоре умер, – сказала в заключение учительница.– Умер? – не согласился Мишка. – Это еще вопрос.– А ты откуда знаешь? – спросил я.– Еще бы я не знал. Он живет с нами на одном этаже.– Там живет другой, а не этот.– Это еще надо проверить, – сказал с таинственным видом Мишка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15