к. я теперь опять на ловэ. Это, кстати, воздействует на личность несколько пагубно: то и дело возникает желание что-нибудь купить, т.е. пойти по пути наименьшего сопротивления. Я оболтел настолько, что иногда (хотя и крайне редко) на безлюдных станциях типа моей чурецкой перди обламываюсь ждать пассажира, за которым можно просочиться, и покупаю билет за 90 пенсов!! Но этим, в принципе, и ограничиваюсь, + один раз в день нормально ем за деньги, потому что сендвичи и хлеб с бобами заимели неимоверно.
Еще раз извини за сбивчивость и сумбур, просто меня ПРЁТ!, и я хочу, чтобы в момент прочтения этой весточки тебя тоже хоть немного вперло. Вообще тебе, конечно, огромное спасибо, ибо твоя посылка действительно подарила мне хороший денек, хотя я вроде бы один здесь и не с кем поговорить, но на самом деле в данный момент я общаюсь с тобой и с Роллингами. Кстати, Вилл обвешал все стены в хостеле портретами Боба Марли. Ну не подонок ли с большой буквы «П»?!
Дом в Элпертоне начал воздействовать на мой организм своим видом и запахом. А именно: каждый раз, когда я там появляюсь, меня тянет блевать, причем не в переносном, а в самом прямом смысле. Я стараюсь появляться в этой мусульманской перди как можно реже, и без особой надобности и близко к ней не подъезжаю. Но по любому раз в неделю мне надо платить геномусору-лендлорду, поэтому я там все-таки бываю. Прошлый раз я, сраженный наповал невообразимой вонью, решил учинить ревизию холодильника, дабы раз и навсегда выяснить, какое же такое дерьмо едят местные чурки, что от него воняет за несколько метров от дома (и это не гипербола, отнюдь), и это при закрытых окнах и дверях. Я собирался раз и навсегда запомнить эти так называемые продукты с тем, чтобы случайно их не украсть в какой-нибудь пакистанской лавочке и вообще обходить за 10 метров прилавки с ними. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил в холодильнике совершенно нормальные, обыкновенные продукты, которыми питаемся ты, я, все люди. Откуда же, спрашивается, этот ужасающий смрад, достойный сравнения с самой омерзительной, гнилой и запущенной помойкой?!
В тот же свой визит я обнаружил на подоконнике ворох писем, адресованных мне, Арташу и даже тебе, ибо, как выяснилось, телефонная линия оформлена на твое имя. Большинство писем было из сотово-телефонных компаний. Вскрыв эти сокровища эпистолярного жанра трясущимися от нетерпения руками, я обнаружил весьма интересные тексты, где вежливо, с уважением к моей презумпции невиновности и соблюдением всех правил карнегианского стиля письма задавался один и тот же щекотливый вопрос – с какого болта Вы дали нам левый номер банковского счета? Почему-то эта вроде бы до предела тривиальная и неинтересная писанина, даже бумагомарание, бесполезное и заранее обреченное на безответность, вызвало во мне бурю восторга и наслаждение почти эротическое. Я подшил это графоманство в папочку и обязательно сохраню на память и покажу всем в Москве. Потом, уже едучи в метро и чувствуя, как каждая шпала, отдаляющая меня от этого чурецкого гетто, отдается в моем сердце радостью и готовым перелиться через край тихим счастьем, я взглянул внутрь себя и задал все тот же риторический вопрос: почему, ну почему для поднятия настроения мне необходимо совершить что-либо криминальное, пусть даже такую относительную ерунду, как незамысловатая афера с сотовыми??!
Почему же в целом, в глобальном плане у меня поднялось настроение? Есть несколько причин. Во-первых, мы с Арташом, хотя и со скоростью улитки, все же приближаемся к заветной цели (взятие кредита в банке). То есть дело уже не движется по замкнутому кругу, как было во время твоего здесь присутствия. А следовательно, мое возвращение домой уже не выглядит таким туманным, как раньше. Во-вторых, что-то вроде аутотренинга. Проведя пару недель в депрессии, граничащей с умопомешательством, я просто решил забить себе мозги чем-то, отвлекающим от саморазрушительного депрессняка, и выбрал две вещи: 1) изучение, наконец, лондонского английского и 2) только не смейся, но мечтаниями, как все будет великолепно в обозримом будущем. Я начал рисовать в себе всякие приятные сердцу картины типа: ты сидишь в своем Бекасово, а я приезжаю инкогнито в Москву, сразу же покупаю Победу, забиваю ее нашими дорогими подонками и везу всех к тебе, где еще лежит по колено снега, и ты охуеваешь, стоя на крыльце. Потом мы топим баню и тут начинает валить снег, он идет сильно-сильно, крупными хлопьями, так что через полчаса мы отправляемся в лес и учиняем настоящий фер-роккин, с сотрясанием елок, с костром величиной с дом, со свечками в снегу, с прыжками в сугроб со второго этажа и с той музыкой, которую я записал на тот счастливый прошлый (теперь уже позапрошлый) Новый Год. Потом, промокшие насквозь, возвращаемся назад и топим камин и сидим, почти не разговаривая, потому что это теперь и не нужно, и смотрим на огонь.
ДОМ не выглядит большим, но волшебство его в том, что сколько бы елкотрясов и их гостей не собралось в нем, всем хватит еды и места за столом, когда гость голоден, или у камина, когда снега на елках слишком уж много и одежда промокает, и для каждого доброго человека найдется своя спаленка наверху.
Еще ДОМ волшебный потому, что никогда не откроет дверь перед недобрым существом. И если что, то и сами его обитатели помогут ДОМУ каменными кулаками.
Вокруг ДОМА – красивый садик с зеленой травкой и елками, которые привозят в подарок для fir-rockers со всех краев земли. В саду же стоит добрая банька, в которой елкотрясы греют свои животы после лесных скитаний. И еще с бани у них начинается любой праздник, чтобы встречать его чистыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50