– Чудесно! – ликовал мальчик, и глаза его сияли.
– Я красиво уберу тебе елку, и если ты будешь хорошо себя вести…
– Обещаешь… новый мундир?
– Кто знает, кто знает, – улыбалась госпожа Дюмон.
– Дорогая мамочка! – воскликнул юный герой и, не стесняясь, стал прямо на аллее осыпать госпожу Дюмон бурными поцелуями, – ты такая добрая!…
– Но только веди себя хорошо, Пьер, – сказала мать серьезно.
– И еще как! Буду учиться…
– С математикой, как ты знаешь, у тебя дела неважные.
– …Все будет отлично, вот увидишь!
– И не простужайся, скоро погода станет холоднее, всегда тепло одевайся… Ночью укрывайся одеялом как следует, чтобы не раскрыться!
– Не волнуйся, не волнуйся!
И Пьер снова начал вспоминать об отпуске. Ему приходили на ум такие шутки и забавы, что мать и сын смеялись от всего сердца. Вдруг он вздрогнул. С церковной башни хлынул гулкий колокольный звон.
– Пробило шесть, – сказал он и попытался улыбнуться.
– Пойдем к кондитеру.
– Да, там продают вкусные трубочки с кремом. В последний раз я их ел, когда мы ездили за город с Жюли…
Пьер сидел на тонконогом складном стульчике в сводчатой комнате кондитера и уписывал сладкое за обе щеки. Вообще-то он был уже сыт и иногда, проглотив кусок, должен был глубоко вздохнуть, но ведь он придет сюда не скоро, и вот он опять ел.
– Меня радует, что у тебя, малыш, хороший аппетит, – сказала госпожа Дюмон, прихлебывая кофе из чашечки.
Пьер все ел и ел.
Вдруг на башне пробили часы.
– Полседьмого, – пробормотал отпускник и вздохнул.
Его желудок был страшно переполнен. Теперь надо идти в казармы…
И они пошли. Был теплый августовский вечер, в деревьях аллеи шелестел приятный ветерок.
– Тебе не холодно, мама? – бездумно спросил малыш.
– Не беспокойся, дорогой.
– А что будет с Белли? Белли был маленький пинчер.
– Я наказала горничной ходить за ним, она дает ему вкусно поесть и водит гулять…
– Передай Белли привет от меня, пусть он ведет себя хорошо… – Он пытался шутить, но голос его прерывался.
– Ты ничего не забыл, Пьер? – Вдали уже возник серый, однообразный фасад казармы. – Твой сертификат?
– Не забыл, мама.
– Ты должен еще сегодня доложить о прибытии?
– Да, сразу же.
– А завтра ты уже опять учишься?
– Да!
– И ты напишешь мне?
– И ты тоже, мамочка, прошу тебя! Сразу же как вернешься.
– Конечно, милый.
– Я думаю, письмо идет дня два.
Мать не могла отвечать; у нее перехватило горло от волнения. Они стояли прямо перед подъездом.
– Благодарю тебя, мама, за чудесный день. – Бедному мальчику было плохо; видимо, он съел слишком много. Он чувствовал сильные боли в желудке, ноги дрожали.
– Ты бледен, – сказала госпожа Дюмон.
– Да нет. – Это была жалкая ложь. Он это знал.
Как кружилась голова! Он с трудом удержался на ногах.
– Мне и в самом деле… – Пробило семь! Они обнялись и заплакали.
– Дитя мое, – всхлипывала бедная женщина.
– Мама, через сто двадцать дней…
– Веди себя хорошо, будь здоров… – И дрожащей рукой она осенила малыша крестным знамением.
Но Пьер вырвался.
– Мама, мне надо бежать, а то меня накажут, – забормотал он. -…Пиши мне, мама, береги Жюли и Белли. – Последний поцелуй, и он исчез.
У ворот он еще раз оглянулся. Он увидел среди сумрачных деревьев маленькую черную фигурку и быстро проглотил слезы.
И все же ему было очень худо. Он неверными шагами вошел в просторный вестибюль… он так устал…
– Дюмон! – крикнул грубый голос. Перед ним стоял унтер-офицер из караула.
– Дюмон! Черт побери, разве вы не знаете, что вы должны были доложить о прибытии?



1 2