ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
все еврейские погромы устраивали люди с такими вот мордами.
Он сел рядом с Ротом и с грустью посмотрел на море. Когда Рот кончил говорить, Гольдстейн печально закивал головой.
— Почему они такие? — неожиданно спросил он.
— Кто?
— Антисемиты. Почему они никогда не понимают простых вещей? Как это допускает бог?
— Бог — это недопустимая роскошь, меня он не интересует, — усмехнулся Рот.
Гольдстейн с отчаянием ударил кулаком по ладони.
— Нет, я никак не могу этого понять. Почему же бог видит такую несправедливость и соглашается с ней? Мы ведь считаемся избранным народом, — фыркнул он презрительно. — Ну да, избранным... для сплошных неприятностей.
— Что касается меня, то я агностик, — сказал Рот.
Несколько секунд Гольдстейн молча смотрел на свои руки. На его лице появилась сначала печальная улыбка, потом морщинки вокруг рта углубились, и улыбка стала скорее саркастической, чем печальной.
— Придет такое время, когда тебя никто не станет спрашивать, какой ты еврей — агностик или не агностик, — мрачно заметил он.
— По-моему ты воспринимаешь все это слишком болезненно, — сказал Рот. «Почему, — подумал он про себя, — так много евреев верят в какие-то бабьи сказки? Его родители довольно современные люди, а сам Гольдстейн, как старик, все чего-то ворчит, причитает и уверен, что умрет насильственной смертью». — Евреи слишком беспокоятся о себе, — сказал он вслух, почесав свои длинный нос.
Гольдстейн, по мнению Рота, был странным человеком: он почти ко всему на свете относился с горячим энтузиазмом и иногда казался просто помешанным на чем-нибудь. В то же время, начав говорить о политике, экономике, или еще о каких-нибудь современных событиях, он, как и все евреи, неизменно переводил разговор на одну и ту же тему.
— Если мы не будем о себе беспокоиться, о нас никто не побеспокоится, — сказал с горечью Гольдстейн.
Рота это раздражало. Все почему-то считали, что раз он еврей, то должен думать обо всем так же, как другие евреи. Ему не нравилось это. Конечно, в некоторых случаях ему не везло только потому, что он еврей, но это было несправедливо: он был евреем не по убеждению, он просто родился евреем.
— Ладно, давай прекратим разговор об этом, — предложил Рот.
Некоторое время они сидели молча, наблюдая за последними лучами опускающегося в море солнца. Гольдстейн смотрел на свои часы и одновременно то и дело переводил взгляд на солнце, которое теперь почти полностью скрылось за горизонтом.
— На две минуты позднее, чем вчера, — сказал он, когда солнце скрылось полностью. — Я люблю наблюдать за такими вещами.
— У меня был друг, — отозвался Рот, — который работал в бюро погоды в Нью-Йорке.
— Да? — заинтересованно спросил Гольдстейн. — Знаешь, я всегда мечтал работать где-нибудь в таком месте, но для этого ведь необходимо образование. По-моему, там требуется знание высшей математики.
— Да, он окончил колледж, — согласился Рот. Он предпочитал такой разговор всяким другим, потому что спорить здесь было не о чем. — Он действительно окончил колледж, — повторил Рот, — и всетаки ему просто повезло больше, чем любому из нас. Я вот окончил городской колледж в Нью-Йорке, а что толку?
— Как ты можешь так рассуждать! — возмутился Гольдстейн. — Я, например, мечтал стать инженером. Как это здорово, если ты можешь сконструировать или построить что-нибудь! — Он с сожалением вздохнул, но тут же улыбнулся и продолжал: — Впрочем, я не жалуюсь. Моя жизнь сложилась не так уж плохо.
— Тебе просто повезло, — возразил Рот. — А вот мне диплом ничуть не помог устроиться на работу. — Он фыркнул. — Я два года не мог найти никакой работы. А ты знаешь, что значит быть без работы?
— Э, друг, можешь не говорить мне об этом. Я, правда, без работы не сидел, но иногда это была такая работа, о которой не хочется даже вспоминать, — сказал Гольдстейн, криво улыбаясь. — Ну а что толку жаловаться? В общем-то нам не так уж плохо живется, — продолжал он, оживленно жестикулируя. — Мы женаты и имеем детей. Ведь у тебя есть ребенок, да?
— Да, — ответил Рот, вынимая из кармана бумажник и извлекая из него фотографию.
Гольдстейн с трудом различил в сумерках черты довольно симпатичного мальчика в возрасте около двух лет.
— У тебя прекрасный мальчишка, — сказал Гольдстейн ласково? — и жена... жена тоже очень симпатичная, — добавил он, слегка запнувшись. На фотографии рядом с ребенком сидела ничем не примечательная круглолицая женщина.
— Ага, — согласился Рот.
Подержав в руках фотографию жены и ребенка Гольдстейна, Рот равнодушно похвалил их. Взглянув на фотографию своего сына, он почувствовал приятную теплоту и сразу вспомнил, как ребенок будил его по утрам в воскресные дни, Жена, бывало, сажала сына к нему на кровать, и тот, воркуя что-то, начинал шарить своими ручонками по животу и волосатой груди Рота. При воспоминании об этом он неожиданно ощутил острую радость и тут же подумал о том, что никогда не испытывал такой радости в то время, когда был дома, с сыном, и когда все это происходило. Наоборот, в то время эти проделки жены сердили и раздражали его, потому что не давали вдоволь выспаться. Рот с сожалением подумал теперь, сколько счастья упустил безвозвратно, а ведь был так близок к нему. Ему казалось, что он находится на пороге глубокого понимания самого себя, на пороге каких-то таинственных открытий, как будто обнаружил в однообразном и ровном течении своей жизни неведомые доселе бухточки и мосты.
— А жизнь все-таки забавная штука, — сказал он.
— Да, забавная, — тихо согласился Гольдстейн, глубоко вздыхая.
Рот почувствовал внезапный прилив теплоты к Гольдстейну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262
Он сел рядом с Ротом и с грустью посмотрел на море. Когда Рот кончил говорить, Гольдстейн печально закивал головой.
— Почему они такие? — неожиданно спросил он.
— Кто?
— Антисемиты. Почему они никогда не понимают простых вещей? Как это допускает бог?
— Бог — это недопустимая роскошь, меня он не интересует, — усмехнулся Рот.
Гольдстейн с отчаянием ударил кулаком по ладони.
— Нет, я никак не могу этого понять. Почему же бог видит такую несправедливость и соглашается с ней? Мы ведь считаемся избранным народом, — фыркнул он презрительно. — Ну да, избранным... для сплошных неприятностей.
— Что касается меня, то я агностик, — сказал Рот.
Несколько секунд Гольдстейн молча смотрел на свои руки. На его лице появилась сначала печальная улыбка, потом морщинки вокруг рта углубились, и улыбка стала скорее саркастической, чем печальной.
— Придет такое время, когда тебя никто не станет спрашивать, какой ты еврей — агностик или не агностик, — мрачно заметил он.
— По-моему ты воспринимаешь все это слишком болезненно, — сказал Рот. «Почему, — подумал он про себя, — так много евреев верят в какие-то бабьи сказки? Его родители довольно современные люди, а сам Гольдстейн, как старик, все чего-то ворчит, причитает и уверен, что умрет насильственной смертью». — Евреи слишком беспокоятся о себе, — сказал он вслух, почесав свои длинный нос.
Гольдстейн, по мнению Рота, был странным человеком: он почти ко всему на свете относился с горячим энтузиазмом и иногда казался просто помешанным на чем-нибудь. В то же время, начав говорить о политике, экономике, или еще о каких-нибудь современных событиях, он, как и все евреи, неизменно переводил разговор на одну и ту же тему.
— Если мы не будем о себе беспокоиться, о нас никто не побеспокоится, — сказал с горечью Гольдстейн.
Рота это раздражало. Все почему-то считали, что раз он еврей, то должен думать обо всем так же, как другие евреи. Ему не нравилось это. Конечно, в некоторых случаях ему не везло только потому, что он еврей, но это было несправедливо: он был евреем не по убеждению, он просто родился евреем.
— Ладно, давай прекратим разговор об этом, — предложил Рот.
Некоторое время они сидели молча, наблюдая за последними лучами опускающегося в море солнца. Гольдстейн смотрел на свои часы и одновременно то и дело переводил взгляд на солнце, которое теперь почти полностью скрылось за горизонтом.
— На две минуты позднее, чем вчера, — сказал он, когда солнце скрылось полностью. — Я люблю наблюдать за такими вещами.
— У меня был друг, — отозвался Рот, — который работал в бюро погоды в Нью-Йорке.
— Да? — заинтересованно спросил Гольдстейн. — Знаешь, я всегда мечтал работать где-нибудь в таком месте, но для этого ведь необходимо образование. По-моему, там требуется знание высшей математики.
— Да, он окончил колледж, — согласился Рот. Он предпочитал такой разговор всяким другим, потому что спорить здесь было не о чем. — Он действительно окончил колледж, — повторил Рот, — и всетаки ему просто повезло больше, чем любому из нас. Я вот окончил городской колледж в Нью-Йорке, а что толку?
— Как ты можешь так рассуждать! — возмутился Гольдстейн. — Я, например, мечтал стать инженером. Как это здорово, если ты можешь сконструировать или построить что-нибудь! — Он с сожалением вздохнул, но тут же улыбнулся и продолжал: — Впрочем, я не жалуюсь. Моя жизнь сложилась не так уж плохо.
— Тебе просто повезло, — возразил Рот. — А вот мне диплом ничуть не помог устроиться на работу. — Он фыркнул. — Я два года не мог найти никакой работы. А ты знаешь, что значит быть без работы?
— Э, друг, можешь не говорить мне об этом. Я, правда, без работы не сидел, но иногда это была такая работа, о которой не хочется даже вспоминать, — сказал Гольдстейн, криво улыбаясь. — Ну а что толку жаловаться? В общем-то нам не так уж плохо живется, — продолжал он, оживленно жестикулируя. — Мы женаты и имеем детей. Ведь у тебя есть ребенок, да?
— Да, — ответил Рот, вынимая из кармана бумажник и извлекая из него фотографию.
Гольдстейн с трудом различил в сумерках черты довольно симпатичного мальчика в возрасте около двух лет.
— У тебя прекрасный мальчишка, — сказал Гольдстейн ласково? — и жена... жена тоже очень симпатичная, — добавил он, слегка запнувшись. На фотографии рядом с ребенком сидела ничем не примечательная круглолицая женщина.
— Ага, — согласился Рот.
Подержав в руках фотографию жены и ребенка Гольдстейна, Рот равнодушно похвалил их. Взглянув на фотографию своего сына, он почувствовал приятную теплоту и сразу вспомнил, как ребенок будил его по утрам в воскресные дни, Жена, бывало, сажала сына к нему на кровать, и тот, воркуя что-то, начинал шарить своими ручонками по животу и волосатой груди Рота. При воспоминании об этом он неожиданно ощутил острую радость и тут же подумал о том, что никогда не испытывал такой радости в то время, когда был дома, с сыном, и когда все это происходило. Наоборот, в то время эти проделки жены сердили и раздражали его, потому что не давали вдоволь выспаться. Рот с сожалением подумал теперь, сколько счастья упустил безвозвратно, а ведь был так близок к нему. Ему казалось, что он находится на пороге глубокого понимания самого себя, на пороге каких-то таинственных открытий, как будто обнаружил в однообразном и ровном течении своей жизни неведомые доселе бухточки и мосты.
— А жизнь все-таки забавная штука, — сказал он.
— Да, забавная, — тихо согласился Гольдстейн, глубоко вздыхая.
Рот почувствовал внезапный прилив теплоты к Гольдстейну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262