— Ребята, да это блюдо горячо, как расплавленное железо, — возмутился он.
— Кровь будет лучше циркулировать.
Как явствует из отчета патологоанатома, содержимое желудка составляют кукуруза, побеги бамбука, зеленые бобы, лук и соус чили. Порк пад ки мяо.
Рехнуться можно.
— Кто?
— Он сказал, что его зовут Сингх. Сегодня в первой половине дня, проходя через холл, я слышал разговор двух врачей.
— Никогда не слышал о нем.
— Он тут новенький. Из Калькуттского университета.
— Администрация должна была бы представить его нам. Кокосовое мороженое.
— Как у тебя прошел день, — спросил меня Дэйв.
— Не могу жаловаться. А у тебя?
— О`кей. — Он не выпускал вилку из рук. — Тут есть парень, у которого жена выпрыгнула из окна, потому что они поссорились. Что ты об этом думаешь?
— С этого тебе стоило бы начать, Дейв. Найди кого-нибудь, кому еще хуже, чем тебе, и сможешь по-другому взглянуть на мир.
— То же говорит и доктор Израэль.
— Потрясающе. Значит, ты на верном пути. Потом я направился в комнату для игр и погонял шары на снукере, точнее, делал вид, что играю, бесцельно гоняя шары места на место и стараясь сбросить напряжение. Делать было все равно нечего, и я немного размялся на тренажере, разогрел мышцы.
Мне необходимо контролировать время и, конечно, наблюдать за людьми вокруг, включая и врачей в белых халатах, большинство из которых были англичанами, потому что они руководили клиникой, но тут работало и несколько китайцев, малайцев и парочка индусов.
— Пора в постельку?
Тельма. Мы столкнулись в одном из коридоров, и уже было около девяти часов — время отбоя.
— Туда я и направляюсь.
— Пусть вас ничего не беспокоит. Все тревоги только в вашем воображении.
— Это верно.
Я прошел через вращающуюся дверь и, спустившись с веранды, пересек лужайку, над которой стоял густой запах цветущей магнолии; я присел на гнутую железную скамейку, на которой мы с Тельмой сидели днем, и вот наконец пробило девять, и погасла основная иллюминация, кроме лампы на столе у дежурной, и газон погрузился в такую тьму, что со своего места я не видел даже бассейна для птиц.
25. Тишина
На небе была видна только россыпь звезд: Луна еще не вышла из-за восточного крыла здания. Сиял лишь Сириус, переливаясь всеми цветами радуги в волнах горячего воздуха, что поднимались от города.
По веранде то и дело ходили люди; но шаги их в обуви на резиновой подошве были почти не слышны. В поле зрения мелькнул чей-то силуэт, который обрел плотность, приблизившись к кругу света от лампы дежурной. Я сидел на краю веранды, и меня не было видно.
Что-то не то.
— Кто там?
Белый халат.
Я встал; движения мои были неторопливы, но рукой я надежно оперся о железную спинку стула, которая дала мне точку опоры, и теперь меня не так легко было бы сбить с ног.
— Джордан.
Он подошел поближе. Стетоскоп, планшет с записями, — один из врачей из отделения клинической патологии.
— О, добрый вечер. Дышите воздухом?
— Совершенно верно. — Он знал, что я имею право не находиться в своей палате и после отбоя.
— Прекрасные ароматы, не так ли? — Он поднял взгляд на цветущее дерево; его силуэт наполовину вырисовывался на фоне освещенного окна за спиной, и на него падали отсветы лампы неподалеку. Вполне нормальный человек по фамилии Хавкин. Мне представилась хорошая возможность воспринять его в роли возможного противника. — В этой время многие страдают от цветочной лихорадки. Дайте знать, если вдруг она будет вас беспокоить — у нас хватает антигистаминов.
Он отошел от меня, и я обратил внимание, что звук его шагов по траве почти не слышен.
На вечерней смене на вахте была Пегги, Пегги Митчел из приемного покоя; я видел ее через окно западного крыла здания, как и почти неразличимую фигуру стражника у ворот. По сути, охрана была далеко не самой строгой; пару раз мне довелось побывать в центральном холле, когда за конторкой никого не было, а двери были распахнуты в течение дня. И любой может воспользоваться входом рядом с кухней, как я и сам сделал. Наверно, всем это было известно — подавляющее большинство пациентов сами обратились в клинику.
Сириус уже висел над крышей психиатрического отделения в восточном крыле, меняя свой цвет с синевато-зеленого до рубинового; наблюдая за ним, я прислушивался к окружающим звукам, повернувшись правым ухом к веранде, чтобы сразу уловить любой звук с той стороны и сразу же проанализировать его левым полушарием; до меня доносились лишь приглушенные стенами отдаленные голоса. Двери на этой стороне закрыли несколько минут назад, и на веранде никого не было.
Я затаил дыхание, прислушиваясь.
Откуда-то сзади, за мной, раздался какой-то звук; он шел со стороны веранды, откуда-то издалека; это нога, подумал я, обо что-то споткнулась, но мне этого хватило, и я, отведя взгляд от Сириуса, начал прохаживаться, разминая мышцы. Я вышел к центру газона, и моя тень от лампы, светившей мне в спину, исчезла, слившись с окружающей темнотой. Я было решил…
Анализируй! И быстро — кто-то приближается, все ближе; это ноги — босые ноги?
Они приближались, шаг за шагом, тьма сгустилась, неторопливое движение.
Хлопнула дверь, ошибиться тут невозможно. Господи, Иисусе, ты что, не можешь расслабиться, теперь ты знаешь, кто там такой, так что иди себе, поднимая ноги повыше, чтобы можно было услышать и другие звуки.
— Каролина? Это ты?
Снова хлопнула дверь. Сопоставляя все воедино, я сообразил, что она открыла потихоньку дверь не в силу каких-то особых причин, и, пока дверь оставалась открытой, до меня доносились звуки из коридора. И потом она снова ушла — не в этом ли все дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103