..
Он отложил книгу в сторону и, глядя сквозь меня, словно всматриваясь в тысячелетние дали древности, негромко продолжил:
– И знаешь, Мартын, ведь в Вавилоне домашние Коты появились лишь во втором
тысячелетии до нашей эры. Отсюда они попали в Индию, позднее – в Китай, на Крит, мой Мастер и каждый день общается то с Радаром, то с Главным Компьютером, то еще с каким-нибудь Излучателем, с тем, как чуть ли не каждую ночь, а порою и пару раз в день, буфетчица Люся захлебывается в тоненьких взвизгах в Капитанской постели, – я на все эти ИЗЛУЧАТЕЛИ должен был бы, извините за выражение, ХВОСТ ПОЛОЖИТЬ! И не нервничать… Тем более что трахаться хотелось – ну, просто ужжжжасно!
Я вдруг понял, почему Мастер перестал мне читать книгу этого Акимушкина, а взялся пересказывать ее своими словами. У Акимушкина, наверное, было повсюду написано это безликое объединяющее слово – "Кошка", и ни разу не было упомянуто слово "Кот". Мастер решил, что в вольном пересказе он имеет право на вольную редактуру. Называя Акимушкинских "Кошек" "Котами", он таким образом щадил мое слегка уязвленное самолюбие и примирял меня с Автором.
Это было очень трогательно с его стороны и ничуть не нарушало моего интереса ко всему, о чем он рассказывал.
А рассказывал он поразительные вещи! Я узнал, что с началом Христианства Коты и Кошки из "Божественных созданий" превратились в "темные силы", в "исчадье ада", в "пособников" колдунов и ведьм и подвергались жесточайшему и идиотскому истреблению.
По всей католической Европе, во все христианские праздники живьем сжигали и закапывали Котов в землю, жарили их на железных прутьях!.. А во Фландрии, в городе Иперн, Котов сбрасывали с высокой башни!.. Этот дикий обычай был введен жестоким кретином графом Болдуином Фландрским и просуществовал, благодаря этому идиоту, этому подонку и мерзавцу, начиная с десятого века еще сотни лет.. До самого Ренессанса продолжалось массовое истребление Котов, нелепые судилища над ними и жесточайшие расправы.
Мне чуть дурно не стало от всех этих подробностей. Я припомнил кое-какие не очень трезвые рассказы Шуры и прервал Мастера:
– Мне мой Плоткин как-то не раз говорил, что с Людьми было тоже нечто подобное..
– В сравнении с недавним российским прошлым, средневековая трагедия Котов и Кошек была, как говорят твои друзья-немцы, – Киндершпиль – детские игры, – жестко усмехнулся Мастер. – Если в средние века Коты погибали сотнями тысяч, то только за последние восемьдесят лет Россия сожрала более пятидесяти миллионов своих собственных Человеков, перемалывая их в бездарных войнах, лагерях и тюрьмах..
Я не знал, что такое "сотни тысяч" Котов. Понятия не имел, что такое "пятьдесят миллионов" Человеков. Но лишь по интонации Мастера, по внутреннему нервному напряжению, с которым он произнес эти слова, я понял, что "сотни тысяч" умерщвленных Котов – это капля в океане "пятидесяти миллионов" загубленных Человеческих жизней!
– Господи!.. Что же делать? – прошептал я, впадая в глубочайшее уныние. – И вам, и нам?..
– Наверное, ждать Возрождения. Почему бы ему не возникнуть еще раз? – тут же ответил Мастер. – Или попытаться создать Ренессанс собственными руками и лапами. Кстати, пара забавных примеров из эпохи Возрождения: Кольбер, французский политик Людовика Четырнадцатого, садясь за работу, окружал себя Котами. И тогда Кольбер обретал душевное равновесие и покой… Кардинал Ришелье – просто обожал Кошек. И Котов, разумеется… А прошлый век? Скульпторы, художники, поэты, пораженные грацией, красотой и пластичностью Кетового племени, чуть с ума не сошли! Швейцарец Готфрид Минд – "Кошачий Рафаэль" – всю жизнь рисовал только
Котов. Француз Теофил Штайнлайн выпустил роскошный альбом рисунков под названием "Кот"… Последователи нового "кошачьего" культа собирались в Париже на Монмартре, в кафе "Черный кот"… Ну, и так далее.
– Потрясающе… – пробормотал я.
И подумал, как мы любим счастливые финалы!..
– А в странах, где господствовал ислам, Коты и Кошки пользовались буквально
королевским почетом, – сказал Мастер. – В отличие от Собак, которых ислам считал "презренными".
Мне показалось, что "Ислам" – это имя Человека, руководителя каких-то нескольких стран. И мне понравилась его мысль о "презренных" Собаках. Я и брякнул..
– И этот Ислам совершенно прав!
Но тут же вдруг неожиданно вспомнил свою подружку собачку Дженни, своего корешка мюнхенского полицейского Рэкса, парочку русских Псов, с которыми у меня в свое время сложились приятельские отношения, и подумал, что от мыслишки этого Ислама очень даже потягивает расистским душком!
Мастер тут же просек, о чем я думал, закурил свой "Данхилл" и брезгливо произнес..
– Проявление нетерпимости к другому Виду – это очень неинтеллигентно, Мартын. Где-то на уровне антисемитизма. Так что подумай над этим. А я пойду осмотрю судно. Ты со мной?
– Нет, – сгорая от стыда и проклиная себя за поспешную похвалу Исламу, сказал я.
– Я полежу, подумаю..
– Это иногда полезно, – саркастически ухмыльнулся Мастер и вышел из каюты.
"Недолго мучилась старушка в бандита опытных руках", – часто говорил Шура, когда хотел подчеркнуть быстротечность той или иной ситуации.
Через пару часов в каюту вернулся Мастер, проглядел какие-то записи, сделал в них ряд пометок и поманил меня пальцем к себе. Я вспрыгнул к нему на рабочий стол и сел рядом со стопкой судовых документов, тихо и скромно поджав хвост.
Вообще-то, на рабочий стол Мастера вспрыгивать было нежелательно. Я получал на это разрешение только лишь в минусы особого к себе расположения. Вот и сейчас Мастер, словно этот… Как его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16