— Вы удивлены, видя меня, кабальеро, не правда ли? — улыбаясь, сказал он Ягуару.
— Признаюсь, — ответил тот, отвечая не менее вежливым поклоном.
— А объясняется все просто: я люблю положения ясные и определенные. В письме, которое я имел честь вручить вам вчера лично, я вам назначил свидание в Гуэва дель-Венадо для обсуждения важных дел, не правда ли?
— Действительно, вы назначили мне свидание.
— Но, — продолжал Сандоваль с отличавшими его непринужденностью и небрежностью, — как только мы расстались, у меня появилась одна мысль.
— Не будет ли нескромностью спросить, какая именно?
— Нисколько. Я подумал, что в настоящих обстоятельствах, принимая во внимание отношения, в каких мы с вами состоим, и то, что я не имею чести быть вам знаком, могло случиться, что вы не окажете мне доверия и заставите меня напрасно мерзнуть, ожидая вас в гроте.
Два инсургента обменялись взглядом, который был перехвачен Сандовалем.
— А-а! — сказал он, смеясь. — Кажется, я угадал верно. Одним словом, я повторю: так как нам надо обсудить важные дела, я решил идти прямо к вам, чтобы не возникло никаких затруднений.
— Вы хорошо сделали, благодарю вас.
— Не за что, я в этом деле заинтересован сам настолько же, насколько и вы.
— Даже если так, ваш поступок остается не менее порядочным. Вы ведь не парламентер?
— Я? Конечно, нет, я только прикрылся этим званием, чтобы легче было проникнуть в ваш лагерь и попасть к вам.
— Все равно, пока вы находитесь между нами, с вами будут обращаться, как с парламентером, и считать вас таковым. Так что можете ничего не бояться.
— Бояться? Чего же? Разве мне не служит ручательством ваша честь?
— Благодарю вас за хорошее мнение обо мне, я его оправдаю. Теперь, если вы не возражаете, перейдем к делу.
— Я ничего другого не желаю, — ответил Сандоваль с некоторым колебанием, бросая подозрительный взгляд на американца.
— Этот кабальеро — мой близкий друг, — сказал Ягуар, перехватив взгляд, брошенный его собеседником, — вы можете говорить при нем совершенно откровенно.
— Гм! — сказал Сандоваль, качая головой. — Моя мать, святая женщина, повторяла мне всегда, что если двоих достаточно для исполнения какого-либо дела, то незачем прибавлять третьего.
— Ваша мать была права, мой любезный, — сказал, смеясь, Джон Дэвис. — Если вы возражаете против моего присутствия здесь, я удалюсь.
— Мне совершенно все равно, будете вы меня слушать или нет, — ответил Сандоваль беспечно. — Если я так говорю, то только для сеньора, которому может не понравиться, что другой услышит то, что я ему собираюсь сказать.
— Если это единственная причина, то вы можете говорить, потому что, повторяю, у меня нет тайн от этого кабальеро.
— Хорошо, этим все сказано, — продолжал Сандоваль.
Он сел на скамью, скрутил сигаретку из маисовой соломы, зажег ее от светильника, который стал теперь ненужен, поскольку наступил день и в комнате с минуты на минуту становилось все светлее, и, непринужденно выпуская клубы густого дыма изо рта и носа, сказал:
— Сеньоры, вы должны знать, что я — признанный вожак многочисленной и храброй армии изгнанников или беглецов, если хотите, которых так называемые честные люди в городах ошибочно называют степными разбойниками.
При этом странном заявлении, сделанном с циничной непринужденностью, оба слушателя вздрогнули и посмотрели друг на друга с изумлением.
Разбойник заметил это и, в душе довольный произведенным эффектом, продолжал:
— Вам нужно знать мое социальное положение, чтобы понять то, что за этим последует.
— Хорошо, — перебил Джон Дэвис, — но что вас заставило обратиться к нам?
— Две важные причины, — ответил откровенно Сандоваль. — Первая — желание отомстить, а вторая — желание хорошо заработать, продав вам как можно дороже помощь отряда, которым я имею честь командовать, состоящего из тридцати хорошо вооруженных всадников.
— Продолжайте, но будьте кратки: время не терпит.
— Не бойтесь, в делах люди понимают друг друга с полуслова. Я не болтлив. Сколько вы мне заплатите за помощь моего отрада?
— Я не могу лично решать такие вопросы, — ответил Ягуар, — а должен доложить об этом главнокомандующему.
— Совершенно справедливо.
— Назовите только требуемую сумму, я сообщу об этом генералу, а он решит.
— Отлично. Вы мне даете пятьдесят тысяч пиастров. Половину — вперед, остальное — после выигранной битвы. Вы видите, я не требователен.
— Ваша цена нам подходит, но как мы свяжемся с вами?
— Ничего нет легче: когда вы захотите поговорить со мной, вы повяжете красные перевязи на копья ваших кавалеристов, я со своей стороны сделаю то же, когда мне понадобится сообщить вам что-нибудь важное.
— Решено. Ну, а теперь поговорим о другом деле.
— Вот оно. Однажды монах по имени отец Антонио прислал ко мне раненого.
— Белого Охотника За Скальпами? — воскликнул Джон Дэвис.
— Вы его знаете? — спросил разбойник.
— Да, продолжайте.
— Он — смелый негодяй, не так ли?
— Я тоже так думаю.
— Хорошо. Итак, я принял его, как брата и как мог ухаживал за ним. Знаете ли вы, что он сделал?
— Нет, честное слово.
— Он хотел восстановить моих товарищей против меня и занять мое место.
— Ого, это уже чересчур.
— Не правда ли? К счастью, я наблюдал за ним, и мне удалось отразить удар. Тем временем генерал Санта-Анна предложил мне поступить волонтером к нему на службу.
— А! — прошептал Ягуар с отвращением.
— Это было не слишком соблазнительно, — продолжал разбойник, не поняв восклицания молодого человека, — но у меня появилась одна мысль.
— Какая?
— Та, которую я только что имел честь открыть вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94