— спросил Чистое Сердце.
— Конечно! Вожди этого племени приняли меня со слишком большим радушием, чтобы я не захотел с радостью ухватиться за представившийся мне случай высказать им ту живую симпатию, которую я к ним чувствую.
— Если так, пойдемте за вашими товарищами. Вы с ними сядете на лошадей и будете ждать меня; через несколько минут я буду у тех хижин, где они разместились.
— Отлично, — сказал Транкиль.
Оба охотника вышли из домика.
Эусебио также уже покинул свой гамак и, вероятно, отправился хлопотать по хозяйству.
Пожав друг другу руку, охотники разошлись.
На дворе стало совсем светло, занавеси у хижин стали одна за другой подниматься, и индейские женщины начали выходить за водой и дровами, чтобы приготовить завтрак. Несколько небольших отрядов воинов отправилось из селения в разные стороны: кто ехал на охоту, а кто намеревался объехать лес с целью убедиться, что по соседству не было неприятельской засады.
В ту минуту, когда канадец поравнялся с хижиной совета, из нее вышел шаман — жрец этого индейского племени. Человек этот держал выдолбленную тыкву, наполненную водой, в которой торчал пучок полыни. Шаман взобрался на крышу хижины и повернулся к солнцу. В этот момент глашатай три раза крикнул:
— Солнце! Солнце! Солнце!
Тогда из всех хижин вышли воины. В руках у каждого них, так же как и у шамана, была тыква с пучком воткнутой в нее полыни. Шаман начал бормотать какие-то таинственные слова, которые понимал только он сам, после чего стал кропить пучком полыни на все четыре стороны. Все воины последовали его примеру, затем, по сигналу, данному шаманом, индейцы выплеснули содержимое своих тыкв по направлению к солнцу и закричали в один голос:
— Солнце — видимое изображение невидимого Владыки — защити нас в наступающий день, дай нам воду, воздух и огонь, потому что земля принадлежит нам и мы сумеем ее защитить.
По окончании этой высокомерной молитвы индейцы вошли в свои хижины, а шаман сошел с высокого поста, на котором он находился.
Транкиль, хорошо знавший индейские обычаи, остановился и в почтительной позе стал ждать конца церемонии. Когда шаман исчез в хижине совета, Транкиль продолжал свой путь. Обитатели селения уже смотрели на него, как на своего, женщины улыбались ему и мимоходом ласково приветствовали его, а дети с хохотом подскакивали к нему и кричали ему «здравствуй!» Когда Транкиль вошел в хижину, где были его товарищи, оказалось, что они еще спали. Он разбудил их.
— Э-э! — воскликнул весело Джон Дэвис. — Вы рано встаете, старина. Разве нам предстоит выступить в поход?
— Пока нет, — ответил канадец, — но мы должны сопровождать Чистое Сердце, который обязан выполнить одну церемонию.
— Ба-а! Какую же именно?
— Свадебную. Речь идет о свадьбе нашего друга Черного Оленя. Я рассудил, что дипломатичнее будет с нашей стороны, — с вашей в особенности, Джон Дэвис, — не отказываться от нашего содействия в этом деле. В ваших интересах, мне кажется, расположить индейцев в свою пользу.
— Конечно, by God! Но скажите мне, охотник, намекнули ли вы вашему другу о деле, которое привело нас сюда?
— Нет еще, и сделал я это по многим причинам; я решил ждать для этого более удобной минуты.
— Дело ваше, но только вам ведь известно, что надо торопиться.
— Знаю, положитесь на меня.
— О! Что касается этого, то я даю вам carte blanche . Что мы должны делать теперь?
— Всего-навсего сесть на лошадей и ждать Чистое Сердце, который приедет за нами; ему поручено руководить церемонией.
— Пока что все это для нас не трудно, — со смехом сказал американец.
Через несколько минут охотники уже были на ногах; умывшись, они оседлали лошадей.
Не успели они сесть в седла, как странный шум от барабанного боя, визга дудок, ружейных выстрелов, собачьего лая и радостных кликов возвестил им о прибытии Чистого Сердца.
Молодой охотник приближался во главе большого кортежа индейских воинов, одетых в самые великолепные костюмы, выкрашенных и вооруженных, как для военных действий. Они гарцевали на прекрасных мустангах.
Кортеж остановился возле хижины.
— Ну что же, готовы ли вы? — спросил Чистое Сердце.
— Мы ждали вас, — ответил Транкиль.
— Так пойдемте.
Все пять охотников присоединились к своему другу и поехали с ним в ряд. Кортеж двинулся дальше.
Индейцы с живейшим удовольствием отнеслись к тому, что охотники-чужестранцы присоединились к ним. В особенности их радовала роль Транкиля и Чистого Сердца, принятая ими в церемонии. Это наполняло их гордостью и служило доказательством того, что белолицые не только не относятся с пренебрежением или равнодушием к их обычаям, но даже, напротив, чувствуют к команчам расположение.
Чистое Сердце тотчас же направился к хижине Черной Птицы.
Все семейство индейца молча и неподвижно сидело вокруг огня. На некотором отдалении от хижины Черная Птица, одетый в великолепный боевой костюм, сидел верхом на лошади. Его окружало несколько воинов, которые, судя по количеству висевших у них на пятках волчьих хвостов, были самыми знаменитыми героями этого племени. В тот момент, когда кортеж выехал на площадь селения, площадь эту пересек одинокий всадник мрачного вида и с горделивой осанкой; он направился к хижине совета.
Это был Голубая Лисица. При виде кортежа на губах его появилась загадочная улыбка. Он остановился, и команчские воины продефилировали перед ним.
— Берегитесь этого человека, — пробормотал Транкиль, наклонившись к уху Чистого Сердца. — Либо я сильно ошибаюсь, либо его поручение — приманка, скрывающая в себе какую-нибудь измену.
— Я тоже так думаю, — ответил охотник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94