Полковник Мелендес уже в течение нескольких минут прислушивался к словам, которыми со все возраставшим гневом обменивались между собой собеседники. Сочтя необходимым вмешаться в этот. разговор, пока тот не дошел до крайности, что повлекло бы за собой полную невозможность соглашения между спорящими, он положил руку на плечо Джону Дэвису и сказал:
— Замолчите, вы находитесь в когтях льва! Берегитесь, он может растерзать вас!
— В когтях тигра, хотите вы сказать, полковник Мелендес! — воскликнул тот возбужденно. — Как, неужели я могу допустить, чтобы в моем присутствии оскорбляли великого и благороднейшего человека, самого преданного и искреннего патриота, и не сделать попытки защитить его от клеветы? Полноте, полковник, это было бы низостью с моей стороны, а вы достаточно знакомы со мной, чтобы знать, что никогда я не сделаю ничего подобного, даже из чувства самосохранения!
— Довольно! — перебил его генерал повелительно. — Человек этот прав: под влиянием тяжелых воспоминаний я позволил себе произнести слова, о которых теперь я искренне сожалею. Оставим этот разговор!
Джон Дэвис вежливо поклонился.
— Генерал, — сказал он почтительно, — благодарю вас за справедливое отношение, я ничего другого и не мог ожидать от такого честного человека, как вы!
Генерал ничего не ответил на это. Он стал ходить взад и вперед по площадке и, видимо, был очень взволнован.
Офицеры, крайне удивленные происходившей перед ними странной сценой, значения которой они не понимали, только обменивались друг с другом тревожными взглядами, не смея явно обнаружить своего недоумения.
Генерал подошел к Джону Дэвису, остановился перед ним и сказал ему коротко:
— Мистер Джон Дэвис, вы — человек, который твердо держит свое слово, и сердце у вас благородное! На этом мы покончим. Возвращайтесь к тому, кто вас послал, и скажите ему следующее: «Генерал дон Хосе-Мария Рубио ни в каком случае не согласен вступить с вами в переговоры. Он питает к вам личную ненависть и не желает видеть вас иначе, как с оружием в руках. И до того времени, пока вы не дадите ему того удовлетворения, которого он требует от вас, он не согласится рассуждать с вами о каких бы то ни было политических вопросах». Запомните хорошенько эти слова, сеньор, чтобы передать их слово в слово известному вам лицу.
— Я передам их слово в слово.
— Отлично! А теперь ступайте! Нам не о чем больше говорить. Полковник Мелендес, потрудитесь приказать подать лошадь этому господину и проводить его до аванпостов.
— Еще одно слово, генерал!
— Говорите!
— Как мне передать вам ответ этого лица?
— Лично, если вы не боитесь прийти сюда еще раз.
— Вы прекрасно знаете, генерал, что я ничего не боюсь! Я доставлю вам ответ.
— Рад буду получить его. Прощайте.
— Прощайте, — ответил американец, и поклонившись всем собравшимся, он ушел в сопровождении полковника.
— Вы играли в опасную игру, мистер Дэвис, — сказал ему последний после того, как они прошли несколько шагов, — генерал мог приказать повесить вас!
Американец пожал плечами.
— Он не посмел бы сделать этого, — ответил он пренебрежительно.
— О-о! А по какой причине, позвольте вас спросить?
— Какое вам до нее дело, полковник? Ведь я, кажется, на свободе, и этим все сказано.
— Действительно.
— Это должно быть для вас вполне достаточным доказательством того, что я не ошибаюсь.
Полковник привел американца к своей квартире и попросил его зайти на минуту, пока будут готовы лошади.
— Мистер Джон Дэвис, — сказал он, — потрудитесь выбрать из этого оружия, за качество которого я отвечаю, то, которое будет вам по вкусу.
— Зачем? — спросил тот.
— Caspita! Вы пойдете ночью, мало ли кто может вам встретиться! Мне кажется, что при таких обстоятельствах не мешает принять кое-какие меры предосторожности.
Оба собеседника обменялись взглядом — и поняли друг друга.
— Действительно! Вы правы, полковник, — сказал небрежным тоном американец. — Вы меня навели на хорошую мысль: дороги не безопасны. Если вы предоставляете мне право выбора, я возьму эти пистолеты, вот эту саблю и этот нож.
— Сделайте одолжение. Только не забудьте запастись порохом и пулями, без них огнестрельное оружие будет для вас бесполезным.
— В самом деле! Вы, полковник, обо всем помните! Вы просто милейший человек, — добавил он, заряжая пистолеты и ружье и наполняя пороховницу порохом, а сумку — пулями.
— Вы мне льстите, мистер Джон Дэвис; я в данном случае делаю только то, что и вы сделали бы на моем месте.
— Согласен! Но вы все делаете с такой любезностью, что мне просто неловко.
— Перестанем говорить друг другу комплименты. Вот и лошади поданы.
— Их две. Разве вы намерены проводить меня за границу аванпостов?
— О, лишь несколько шагов, если только мое общество не будет вам неприятным.
— Ах, полковник! Я всегда буду счастлив видеть вас своим спутником.
Разговор двух собеседников происходил в самом любезном тоне, в котором, однако, просвечивала тонкая и едкая насмешка. Оба они вышли из дому и сели на лошадей. Ночь была светлая и теплая. Тысячи звезд сияли на небе, отчего оно казалось как будто усеянным бриллиантами, луна спокойно плыла по небосклону, разливая повсюду свой бледный, фантастический свет. Таинственный вечерний ветерок наклонял ветвистые вершины деревьев и покрывал мелкой рябью серебристые воды реки, волны которой в любовной неге замирали у ее берегов.
Оба всадника ехали рядом. Часовые по молчаливому знаку полковника пропускали их беспрепятственно. Вскоре они спустились с холма, миновали передовые посты и очутились в открытом поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94