Единственным человеком, который был бы в состоянии им все разъяснить, был американец Джон Дэвис, но генерал Рубио, предвидя то, что должно было случиться, если бы он оставил в городе бывшего работорговца, позаботился о том, чтобы прихватить его с собой.
Высадка войск совершилась при вполне благоприятных обстоятельствах: берег, к которому пристали суда, принадлежал мексиканцам, они держали в той местности сильный отряд войск, так что высадка гарнизона генерала ни в ком не возбудила ни малейшего подозрения и совершилась без всякого сопротивления со стороны местных жителей.
Первой заботой генерала, как только они ступили на берег, было разослать лазутчиков по всем направлениям, чтобы по возможности получить точные сведения о планах неприятеля, а также узнать, готовится ли он к наступлению.
Суда, на которых прибыли солдаты, были, до нового приказания со стороны генерала, вытянуты на берег и оставлены в распоряжении мексиканцев, во избежание того, чтобы инсургенты завладели ими. Только две шхуны с двумя орудиями, по одному на каждой шхуне, оставались на воде, и им было приказано крейсировать в бухте и забирать все суда, которые жители Гальвестона попытаются отправить к командующему техасской армии.
Берега Рио-Тринидада высоки и замечательно живописны. Они окаймлены тростником и корнепуском, в гуще которых веселятся, издавая громкие крики, тысячи фламинго, журавлей, цапель и диких уток; птицы безмятежно плавают по зеркальной поверхности воды, спокойной, как заснувшее озеро, и прозрачной, как хрусталь. Приблизительно в пяти милях от моря берег постепенно поднимается и образует холмы, покрытые густой высокой травой и лесом красного дерева и гигантских магнолий, белые большие цветы которых распространяют вокруг пьянящий аромат. Деревья эти сплетены лианами и образуют густую чащу, в которой ютятся тысячи красных и серых белок, прыгающих с ветки на ветку, кардиналы, пересмешники. Centoztle — прелестные мексиканские соловьи — оглашают каждый вечер эти живописные окрестности своим нежным серебристым пением.
По скату одного из холмов, круто спускающихся к реке, тут и там разбросаны среди деревьев десятка два беленьких домиков с плоскими крышами и зелеными ставнями. Они прячутся в зелени, точно робкие птички. Эти домики, построенные в тихой местности, вдали от света, носят название пуэбло Сан-Исидор. На несчастье обитателей этого забытого всеми уголка, генералу Рубио, оказавшемуся вынужденным выбрать удобное в стратегическом отношении место для лагеря, пришлось смутить их покой и безжалостно напомнить им о печалях и горестях нашей жизни. Пуэбло, имевшее сходство с орлиным гнездом, оказалось действительно очень удобным местом для расположения войск, а потому мексиканская армия немедленно двинулась к нему и к полудню была уже на месте. При неожиданном появлении солдат жителей Сан-Исидора обуяла такая паника, что, собрав наскоро все самое драгоценное из своего имущества, они покинули свои домики и разбежались по окрестностям, чтобы спрятаться кто где и как мог. Несмотря на все сделанные генералом попытки остановить беглецов, бедняки-индейцы не послушались и решили не оставаться дольше по соседству с войском.
Таким образом оказалось, что мексиканцы стали единственными обитателями пуэбло, чем не замедлили воспользоваться. Они тотчас же расположились в нем, и вид его сразу совершенно изменился: ни огромные деревья, ни цветы, ни лианы, словом, ничто не было пощажено. Все было вырублено и обращено в горючий материал, валявшийся теперь на земле, которая так долго была покрыта благодатной тенью. Птицы — и те были вынуждены покинуть свои прелестные убежища и искать как можно скорее приют в соседних лесах.
Когда пуэбло было очищено от всего, что загораживало его со стороны моря, генерал приказал построить мощные укрепления, превратившие это спокойное убежище в крепость, почти неприступную для инсургентов из-за недостатка боевых средств, которыми они располагали. Только деревья, стоявшие внутри самого селения, остались нетронутыми, и то лишь с целью скрыть от взоров неприятеля численность расположенных в этом селении войск. Дом индейского алькальда , как наиболее просторный и комфортабельный, был выбран генералом для штаб-квартиры. Этот дом возвышался над другими в самом центре селения и представлял собой прекрасный наблюдательный пункт: из его окон был виден весь Гальвестон и его рейд. Техасцы не могли сделать ни одного движения без того, чтобы не быть тотчас же замеченными часовыми, которых генерал из предосторожности расставил на импровизированных наблюдательных постах. К закату солнца все приготовления для превращения селения в крепость были закончены, и генерал часов в семь вечера, выслушав доклад разведчиков, сидел перед своим домом под великолепной магнолией, сплетавшей, свои могучие ветви над его головой, и курил сигаретку, разговаривая с несколькими офицерами. Но разговор был вскоре прерван адъютантом, который, подойдя к генералу, доложил, что особа, явившаяся утром в Гальвестон парламентером от имени инсургентов, просит генерала сделать ей честь уделить несколько минут для разговора. Начальник отряда, сделав недовольный жест, намеревался уже ответить отказом, как был остановлен полковником Мелендесом, который, выступив вперед, стал настойчиво убеждать его, что он нарушил бы данное слово, поступив таким образом.
— В таком случае, — сказал Рубио, — пусть человек этот придет сюда.
— Почему бы вам не выслушать те предложения, которые этому человеку поручено сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94