Женщина — особенно мексиканка — никогда не прощает оскорблений, нанесенных тому, кого она любит. Он для нее — святыня, идол. К тому же донна Гермоса была единственной женщиной, которую любил дон Торрибио. Эта любовь слепила его, и он видел только то, что желал видеть.— Теперь, — сказала донна Гермоса, — я могу остаться в вашем лагере до прибытия моего отца, не опасаясь каких-либо оскорблений?— Приказывайте, сеньорита, здесь все ваши рабы, — ответил дон Торрибио, поклонившись.— Эта женщина, благодаря покровительству которой я добралась до вас, отправится на асиенду Лас-Нориас.Дон Торрибио подошел к выходу из хижины и два раза хлопнул в ладоши. Тотчас же явился индейский воин.— Пусть для меня приготовят другую палатку. Эту я уступаю бледнолицым женщинам. Отряд отборных воинов под началом моего брата будет охранять их безопасность. Горе тому, кто посмеет проявить к ним хоть малейшее неуважение. Эти женщины священны. Они могут выходить куда угодно и принимать, кого пожелают. Брат мой понял меня?Воин молча поклонился.— Пусть брат мой велит приготовить двух лошадей. Индеец вышел.— Видите, сеньорита, — продолжал он, кланяясь донне Гермосе, — вы здесь царица.— Благодарю вас, — ответила она. Вынув из кармана письмо, приготовленное заранее и не запечатанное, она продолжала:— Я была уверена в результате нашего разговора и написала обо всем отцу до того, как увиделась с вами. Прочтите, дон Торрибио, — добавила она с очаровательной улыбкой, но с внутренним трепетом.— О, сеньорита! — воскликнул он, отстраняя письмо. — Дочь поверяет отцу свои сокровенные мысли и никому другому не полагается их знать.Донна Гермоса медленно запечатала письмо, не обнаруживая ни малейшего признака тревоги, в которой она пребывала все это время, и вручила письмо Мануэле.— Кормилица, улучи момент, когда отец будет один и вручи ему это письмо, а также объясни ему то, о чем я не могла упомянуть.— Позвольте мне удалиться, — прервал ее дон Торрибио. — Я не хочу знать, какие поручения вы будете давать вашей служанке.— Я не согласна, — лукаво сказала донна Гермоса. — Я не должна ничего скрывать от вас. Отныне вы будете знать самые сокровенные мои мысли.Молодой человек засиял от удовольствия. Тем временем привели лошадей. Когда дон Торрибио вышел отдать приказания апачу, донна Гермоса торопливо зашептала.— Твой сын должен быть здесь через час, если возможно.Дон Торрибио вернулся в палатку.— Я сам провожу донну Мануэлу до оборонительного рубежа, чтобы вы не беспокоились о вашей посланнице.— Благодарю вас, — ответила донна Гермоса. Женщины бросились на шею друг другу и поцеловались так, будто расставались навсегда.— Не забудь! — прошептала донна Гермоса.— Будьте спокойны!— Вы здесь у себя дома, — сказал дон Торрибио. — Никто не войдет сюда без вашего разрешения.Донна Гермоса улыбнулась в ответ и проводила свою верную кормилицу до порога. Мануэла и дон Торрибио сели на лошадей и ускакали. Донна Гермоса провожала их взглядом и, когда топот их лошадей растворился в разноголосом шуме, опустила полог и вернулась в палатку.— Я разыграла главную карту, теперь он должен открыть мне свои.Четверть часа спустя Мануэла и ее проводник остановились в пятидесяти шагах от президио. За все время пути они не обменялись ни единым словом.— Я вам больше не нужен, — сказал дон Торрибио. — Оставьте у себя эту лошадь, она может вам понадобиться. Да хранит вас Господь!С этими словами он повернул лошадь, оставив старушку одну. Та огляделась по сторонам и решительно направилась к президио.Едва Мануэла проехала несколько метров, как чья-то сильная рука схватила поводья ее лошади, к груди ее был приставлен пистолет и грубый голос говорил ей шепотом по-испански.— Кто идет?— Друг, — ответила она, леденея от ужаса.— Матушка!— Эстебан! Обожаемый сын мой! — радостно вскричала она и упала на руки сына.— Откуда ты? — спросил он, прижимая ее к груди.— Из лагеря краснокожих.— Как? Уже? — удивился он.— Да, барышня прислала меня к тебе.— А кто тебя провожал, мамочка?— Сам дон Торрибио.— Проклятье! — воскликнул мажордом — Он ускользнул от меня, а я целых пять минут прицеливался в него. Но здесь оставаться опасно. Поехали, там ты мне скажешь, что барышня поручила мне передать.В президио Эстебан просил мать рассказать ему все, что с ними случилось. Мануэла подробно рассказала сыну обо всем по порядку. Эстебан слушал ее, не переставая восклицать:— О, мужчины! В сравнении с женщинами вы сущие глупцы!Когда Мануэла закончила свой рассказ, он сказал:— Нельзя терять ни минуты, матушка. Дон Педро должен получить от нее письмо немедленно Бедный отец должен находиться в смертельном беспокойстве.— Я поеду, — сказала Мануэла.— Нет, — возразил он, — тебе нужно отдохнуть. У меня есть человек, который прекрасно исполнит это поручение.— Как хочешь, — сказала она, отдавая ему письмо.— Да, так будет лучше. Я отведу тебя в один дом, хозяйка добрая женщина и позаботится о тебе.— Ты поедешь к донне Гермосе?— Еще бы! Бедная девушка! Неужели ты думаешь, что я оставлю ее одну среди язычников? К тому же она хочет сообщить мне что-то важное.— Благодарю, Эстебан. Ты — надежный человек!— Ну, а как же иначе, матушка! Видно, уже так написано мне на роду.Он поцеловал мать и, поручив ее заботам хозяйки, пошел искать человека, которого хотел послать к дону Педро де Луна.Около костра, разведенного среди улицы, спали, закутавшись в плащи, несколько человек. Эстебан растолкал одного из леперов.— Вставай быстро, срочно поедешь в асиенду Лас-Нориас— Но я приехал оттуда полчаса назад, — пробормотал лепер, протирая глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53