Это все равно, как если бы он сам стоял на пороге и приветствовал вас.Жест, с которым он обвел глазами маленькую, узенькую комнатенку, вернул Анжелике чувство юмора.— Мне кажется, что вас чересчур взбудоражила эта надпись? — сказала она, едва сдерживаясь от смеха. — А вы не думаете, что кто-то из квартирмейстеров ошибся, просто ошибся? Его величество всегда был высокого мнения о вас. Разве не вам оказали честь принести королю светильник сегодня ночью?— Нет, не мне. И это тоже доказательство того, что король выражает неудовольствие.Его повышенный тон привлек внимание соседей по коридору.— Ваша жена права, маркиз, — вмешался герцог де Грамон. — Зря вы настроены так пессимистично. Его величество просто не взял на себя труд объяснить вам, что если он и просил передать честь принести ему ночник, то это лишь потому, что он хотел сделать кое-что и для герцога Будильона.— Но это… «Оставлено для…»? — завопил Филипп, снова пнув дверь. — Эта сука виновата в том, что я впал в немилость.— А при чем тут я? — крикнула Анжелика тоже во власти гнева.— Вы вызвали неудовольствие короля, отказавшись явиться по его приглашению. И ваш сегодняшний приезд…У Анжелики слова застряли в горле.— Как вы смеете осуждать меня за это, когда вы сами… вы… Все мои экипажи… Все мои лошади…— Довольно! — резко произнес Филипп, подняв руку.У Анжелики дико болела голова. Пламя свечей бешено металось по темным стенам. Она приложила руку к щеке.— Хватит, маркиз, хватит, — снова вмешался герцог де Грамон. — Не будьте жестоким.Никогда еще Анжелике не приходилось терпеть такое унижение. Оказаться вовлеченной в домашнюю склоку прямо на глазах слуг и придворных! Она просто сгорала от стыда. Она окликнула Жавотту и Флико, которые вылетели из комнаты пораженные. Она с ее нижним бельем, а он с ее плащом.— Так, — сказал Филипп, — можете отправляться в постель, с кем хотите и когда хотите.— Маркиз! Не будьте так грубы! — еще раз вмешался герцог де Грамон.— Боже мой, даже дровосек может распоряжаться в собственном доме, — ответил взбешенный Филипп, захлопнув дверь перед зрителями.Анжелика прошла сквозь их строй и удалилась, преследуемая их ироническими усмешками.Чья-то рука высунулась из-за двери и потащила ее за собой.— Мадам, — сказал маркиз де Лавальер, — во всем Версале не найдется женщины, которая не позавидовала бы вам, имея такое разрешение мужа, какое получили вы. Поймайте его на слове и воспользуйтесь моим гостеприимством.Анжелика рванулась прочь, бросив в раздражении:— Пустите, месье!..Ей хотелось убраться отсюда поскорее.Спускаясь по мраморной лестнице, она почувствовала слезы на глазах.«Глупец… Ничтожество в образе дворянина…»И тем не менее, она понимала, что он был опасный глупец и, надо признать, что она сама выковала цепи, связывающие их. Она сама предоставила ему права, которыми располагает муж по отношению к жене. Решившись на месть, он не сменит ее на милость. Она могла представить себе то невыразимое удовлетворение, которое он доставит себе, придумав способ, которым сможет унизить ее и превратить в покорную рабыню.Она видела только одно слабое место в его броне — его преданность королю, которого он не то чтобы любил или боялся, а был непоколебимо и прямодушно предан своему господину. И она смогла бы сыграть на этих чувствах. Если бы только ей удалось сделать короля своим союзником, получить у него постоянную должность при дворе… Тогда, мало-помалу, Филипп встал бы перед дилеммой: или впасть в немилость короля, или прекратить провоцировать. Но какую бы радость она извлекла из этого?Единственная радость, о которой она когда-то мечтала, — это радость первой брачной ночи в тишине Нельского леса, под белыми башенками замка. Какое горькое разочарование! Какая жалкая память! Эта несбыточная мечта обратилась в прах.Она почувствовала неуверенность в своей красоте и чарах. Не быть любимой— для женщины это чувство крайней неудовлетворенности. Она сознавала свою слабость — любить его и в то же время страстно желать причинить ему боль. В своей настойчивости она уже ставила его перед дилеммой: жениться на ней или навлечь гнев короля на семью дю Плесси. Он выбрал женитьбу, но не мог простить ей этого. По ее вине тот источник, из которого они оба могли бы утолять жажду, оказался замутненным. И руки, которые могли бы ласкать его, теперь повергали его в страх.Анжелика рассматривала свои руки с чувством печали и сожаления.— Что за темный уголок вы выбрали, моя прелесть, — раздался рядом с ней голос маркиза де Лозена.Он склонился над ней.— Где король ваших жертв? О, как холодны ваши лапки! Что вы делаете тут, на этой гладкой лестнице?— Не знаю.— Вы покинуты? С такими прелестными глазами? Какое преступление! Пойдемте со мной!К ним присоединились еще несколько женщин, среди которых была мадам де Монтеспан.— Месье де Лозен, мы всюду вас ищем. Пожалейте нас!— Ах! Вам так легко разжалобить меня. Чем могу быть полезен?— Возьмите нас с собой в отель. Король ведь разрешил вам построить собственный дом в этом замке. Здесь нам не разрешают даже ступать по плиткам, которыми вымощена передняя королевы.— А разве вы не принадлежите к свите королевы, как мадам де Рур или мадам де Ариньи?— Да, но наши помещения испорчены художниками. Там везде Юпитеры и Меркурии. Боги преследуют нас.— Поздравляю вас, я беру вас к себе в отель.Они вошли в густой туман, пропитанный запахом леса. Лозен позвал лакея и повел женщин вниз по холму.— Вот мы и пришли, — сказал он, остановившись перед кучей белых камней.— Что это такое?— Мой отель. Вы совершенно правы в том, что король разрешил мне построить отель, но еще не заложены даже первые кирпичи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16