— Откуда ты знаешь?
— Я приезжал его навестить.
— Что? Когда?
— За день до ограбления.
— Зачем?
— Чтобы отвести всем глаза! — засмеялся Сесил. — И это сработало.
Он рассказал Карлу о своей эскападе, заново вспоминая сцену, которую устроил в больнице.
— Они все это проглотили. До последнего слова. Причем получили подтверждение у женщины-инспектора по режиму. — Он снова подмигнул Конни. — Этот коп набрал номер телефона с визитной карточки, которую я ему подал, а Конни ответила. Она ему все уши прожужжала о том, какой я хороший мальчик. Представляю, что он теперь чувствует, милая! Воображаю, как он…
— Ты тупой козел!
— А? — Сесил резко повернулся к Карлу, который смотрел на него с бешенством.
— Я говорила тебе, что он не в духе, — заметила Конни, изучая сломанный ноготь.
— Это отлично сработало, Карл.
— Это подняло на ноги всех копов отсюда и до Браунсвилля! — крикнул тот. — Я хотел, чтобы они думали, будто мы начисто забыли о Блюэре, о Делрее и всем прочем. А теперь ты… Ох, Господи, какой же ты дурак!
— Не называй его дураком!
— Замолчи, Конни! — крикнул Сесил и, повернувшись к Карлу, сказал:
— Я твой старший брат, и мне уже смертельно надоели твои штучки. Как ты со мной разговариваешь? Это прекрасный план, и пока все прекрасно удается.
— Он собирает всех вокруг Делрея и Дина…
— Дин умер.
— Умер?
— Уже давно. Его вдова и сын живут с Делреем. Она не слышит.
Карл раздраженно посмотрел на Конни.
— Это точно, — проговорила она тоном всезнайки, отчего Карлу захотелось влепить ей пощечину. — Она глухонемая.
Карл принял к сведению эту информацию.
— А как насчет Харджа? Ты что-нибудь о нем слышал?
— Ничего. Он уже, наверно, умер. Ну что, видишь? Лучше не бывает.
— Ты забыл о парне, который работает под прикрытием. — Сесил взглянул на Конни так, как будто у него тоже чесались руки отвесить ей пощечину. — Он должен все знать, Сесил, — словно оправдываясь, сказала она.
— Что за парень, который работает под прикрытием? — спросил Карл.
— Он был на ранчо и пытался выдать себя за скотника.
— Откуда ты знаешь, что он не скотник?
— Чутье подсказывает, — ответил Сесил. — Они боятся, что ты там появишься после побега, и отправили человека присматривать за обстановкой.
— ФБР?
— Не знаю. Может быть. Он долго за мной следил, но я не дал ему основания для подозрений, так что он повернул обратно и укатил в Блюэр. Клянусь Богом, Карл, нам не о чем беспокоиться.
Карл заставил себя расслабиться.
— Кажется, ты прав, Сес. Извини, что я на тебя набросился.
Сесил с облегчением засмеялся.
— Мы все немного нервничаем, но тебе надо сдерживаться, братишка.
На лице Карла появилась обезоруживающая улыбка.
— Мне это никогда не удавалось.
— Ладно, так я могу продолжать?
— Я весь внимание.
— Когда мы отсюда уедем, нам придется два дня все время рулить.
— Значит, два дня.
Снова почувствовав себя уверенно, Сесил перегнулся через стол и шутливо толкнул Карла в плечо.
— Мексика от нас не уйдет, я обещаю.
Больше всего Карл ненавидел, когда с ним кто-то разговаривает свысока, тем более такая размазня, как Сесил.
Однако он выдавил из себя улыбку.
Решив, что вырвал у брата уступку, Сесил с подъемом произнес:
— А до тех пор наслаждайся тем, что ты не в тюрьме. У нас тут все как дома.
Обняв Конни, он привлек ее к себе. Бросив на Карла еще один лукавый взгляд, она прижалась к Сесилу. Игриво постучав пальцами по пряжке ремня, ее рука скользнула ему в брюки.
Сесил покраснел и, извинившись, вместе с Конни вышел наружу.
— Это у тебя здесь все как дома, старший братец, — проводив их взглядом, пробормотал Карл.
Глава 33
Джек еще раз прочитал на экране компьютера то, что напечатала Анна.
— Одолжении?
Вообще-то она говорила о личном одолжении. Она не просила его выполнить какую-то работу, которую и так сможет сделать любой наемный работник. Из-за этого прилагательного ее просьба перешла в другую категорию, к которой относилась вся деятельность более интимного характера. Джек откашлялся.
— Ну конечно, я постараюсь вам помочь.
Она вновь застучала по клавишам. «Я бы хотела вас сфотографировать», — прочитал Джек.
Он облегченно засмеялся. А может, в его смехе звучало разочарование. Этого он и сам не знал.
— Вы хотите меня увековечить? Зачем? Для чего?
Она встала и сняла с полки альбом, но не тот, который показывала ему раньше. Положив его перед Джеком, она стала ждать, когда он откроет кожаный переплет.
На первой фотографии была запечатлена группа детей, самозабвенно играющих под струями дождевальной установки.
Солнечный свет проходил через струи воды и отражался в лужицах, в которых возились дети. Как и на остальных фотографиях Анны, сильный эффект на зрителя производило именно это сочетание света и тьмы. Снимок передавал атмосферу ничем не омраченной радости, которой могут предаваться только маленькие дети, еще не подозревающие о тревогах, ждущих их впереди.
Фоном для другой фотографии служила грубая деревянная стена. Перед ней сидели двое пожилых людей, их разделяла поставленная на попа бочка, на которой они играли в домино.
На черных костяшках домино резко выделялись белые точки.
Один из игроков был негром, другой — белым.
На следующем снимке были изображены руки рабочего.
Крупным планом одни руки, испачканные в земле. Грязь забилась под ногти, въелась в складки морщинистой кожи.
Рабочий держал в руках прекрасную белую розу.
Перед открытым окном в деревянном кресле-качалке сидела женщина. Просторные занавески колыхались под порывами ветра.
Женщина кормила грудью новорожденного младенца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120