Похищение тщательно планировалось. Но, разумеется, стрельбы не предполагалось. Порывистость Скаута, а затем и нетерпение Андре привели к ненужному насилию, которое напугало Шанталь и казалось ей отвратительным.
Она ранила человека! Что, если он потеряет слишком много крови и умрет? Что, если она не сможет извлечь пулю, не задев нерва, и он навсегда останется хромым? А что, если ей вообще не удастся извлечь эту пулю?
Все эти «если» приводили ее в ужас, и страх девушки возрастал с каждой милей пути. Андре вел машину с определенной осторожностью, чтобы не навредить пассажиру, но все же держал необходимую скорость.
Путь в дальний конец острова был даже в дневное время нелегким, а в темноте грунтовые дороги, бежавшие вдоль высокого обрыва над океаном, петляя в поросших лесом горах, превратились в сущий кошмар. Один раз Андре пришлось слишком резко затормозить, чтобы не сбить пересекавшую тропу горную козу. Скаут застонал и выбранился. Шанталь, чувствуя себя виноватой, ласково прижала его голову к своей груди.
Брюки Скаута уже пропитались кровью. Ни минуты не раздумывая, Шанталь стащила с себя платье и, скомкав, прижала к кровоточащей ране.
Она и думать забыла, что сидит обнаженная. Внезапно Скаут повернул к ней голову, и лицо его прижалось к ее груди. Она кожей чувствовала колючую щетину, ощущала его губы у своих сосков. Взволнованная пронзившим ее ощущением, она вытащила из прически цветы гибискуса и распустила волосы. Тяжелые темные пряди упали ей на плечи и грудь. Словно тонкая рубашка, они одели девушку до самого пояса.
Когда наконец путешественники достигли моста, Андре остановил джип. Они вдвоем вытащили Скаута из машины: Андре поддерживал его за голову и плечи, Шанталь – за ноги. Тяжело ступая, они двинулись по опасно раскачивавшемуся подвесному мосту.
Жители деревни, словно почуяв беду, высыпали из своих хижин, несмотря на глубокую ночь. На противоположном конце моста полыхали огни факелов. Шанталь крикнула односельчанам, чтобы им с Андре пришли на помощь. Не успели они достичь другого склона глубокого ущелья, как их окружили любопытные, возбужденно затараторившие между собой.
Шанталь попросила одного из них поддержать Скаута за ноги.
– Быстрее несите его ко мне, – приказала она по-французски и побежала вперед к дому, стоявшему несколько в стороне от других хижин деревни.
Пробежав через широкую веранду, она распахнула дверь и схватила ближайший фонарь. Она едва успела зажечь его, как Ритленда внесли сквозь открытую дверь.
– Несите дальше, быстрее, быстрее.
Раненого положили на длинный стол в свободной от мебели комнате, что находилась в глубине дома и служила своеобразной приемной врача. Шанталь развернула голову своего пациента на бок и приступила к изучению шишки на затылке, очень твердой, но не увеличившейся.
– С ним будет все в порядке, если мне удастся без осложнений извлечь пулю. – Она размышляла вслух, с беспокойством закусив нижнюю губу. – Хорошо, если он при операции не потеряет слишком много крови… А что, если бедренная артерия задета?.. Снимите с него одежду, пока я вымою руки.
Она тщательно вымыла руки и до локтя обработала их раствором антисептика, как обычно делал ее отец. Затем надела чистый белый халат. До этого она была в одних трусиках, но никто из жителей деревни даже не обратил на это внимания.
Когда она обернулась, похищенный ею мужчина, уже обнаженный, лежал на столе. Большая кровавая рана на левом бедре выглядела устрашающе, и ею следовало заняться немедленно. Отца нет, и, хотя хирургия не ее специальность, ей придется обработать эту ужасную рану. Она с облегчением отметила, что местные женщины, обычно помогавшие в таких случаях ее отцу, уже собрались вокруг Скаута и начали протирать его дезинфицирующей жидкостью.
Шанталь наполнила шприц морфием и ввела препарат в вену пациента.
– Этого пока будет достаточно, большей дозы я не могу себе позволить, – объявила она посерьезневшим зрителям. – Андре, пожалуйста, останься. Возможно, придется держать его. Никки, позаботься об освещении, вокруг должно быть достаточно фонарей.
– Oui, mademoiselle.
Она пододвинула к себе поднос с простерилизованными инструментами, чтобы самой без труда брать все необходимое, и надела маску. Затем жестом приказала остальным сделать то же самое. Прикрыв ноги Скаута чистыми полотенцами, она оставила незакрытым только место вокруг раны.
«Если бы отец был здесь», – подумала она, беря в руки скальпель.
Но отца нет, а на чашу весов положена человеческая жизнь. Если Скаут умрет, вина целиком ляжет на ее плечи. Ей никогда прежде не приходилось делать столь значительных хирургических операций, и она боялась ошибиться и навсегда покалечить пациента. Но если не решиться на извлечение пули, он наверняка умрет.
Прежде чем начать, она помолилась христианскому Богу. А потом на всякий случай помолилась всем богам, что, по поверьям жителей, защищали местную деревню.
В такие минуты не следует пренебрегать участием никакого божества.
Скаут лежал на узкой кровати в спальне для гостей. Шанталь практически не покидала эту комнату несколько дней подряд. Она сидела у постели больного, вслушиваясь в его стоны, вытирая ему пот со лба, наблюдая рану, обтирая тело и страшась признаков инфекции.
Многие предлагали подежурить подле Скаута вместо нее, но она отказывалась. Мужчина, лежавший под простыней, занимал теперь все ее время и мысли. Все ее молитвы были лишь о нем.
Она вводила ему пенициллин и страдала оттого, что не может колоть его морфием больше одного раза в день. Когда наркотик переставал оказывать действие и Скаут начинал метаться, бормоча что-то нечленораздельное, а веки его подрагивали в такт рукам, беспокойно метавшимся по кровати, она поила его местным спиртным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50