Он не сводил с нее сверлящего взгляда, – Мне… гм… мне надо одеться. Я уверена, что Энн…
– Подожди минутку. – Ему удалось оттеснить ее к стене. – Я хочу знать. Эллисон облизала губы.
– Что ты хочешь знать?
– Ты носишь моего ребенка? А чего она ожидала? Такта? Деликатности? От этого человека? Да ни в коем случае. Эллисон украдкой посмотрела вправо и влево, желая убедиться, что никто не подслушивает. Затем снова подняла глаза на Спенсера.
В нем было все, что только могла желать любая женщина. Она чувствовала себя сейчас точно так, как тогда, когда увидела его в первый раз, – невесомой, потерянной, бессильной, неполноценной. Только теперь к этому добавилась еще и безграничная печаль, потому что Эллисон доподлинно знала, что он добивается всего, чего хочет.
Вероятно, он и в самом деле беспокоился о ребенке. Возможно, Спенсер симпатизировал ей. Но он оставался самим собой, как самой собой оставалась и она, и продолжение всяких отношений между ними изначально обречено на печальный финал. Эллисон всегда это знала. Даже если Спенсер останется с ней из чувства долга, счастья это не принесет. Он станет раздражаться на нее за то, что она связала его, а она злиться на него за раздражительность.
Спенсер узнает правду в свое время, но Эллисон ни в коем случае не воспользуется ребенком как средством, чтобы удержать его. «Я люблю тебя. Спенсер. И по этой причине – прощай, моя любовь!»
– Нет, ответила она. – Ребенка нет. Дверь в коридор распахнулась и с такой силой хлопнула о стену, что оба подпрыгнули. Ворвался Дэвис, вполне похожий на традиционного обезумевшего жениха за несколько минут до венчания.
– Спенсер, слава Богу, ты уже здесь!
Я собирался было послать за тобой в аэропорт полицейский эскорт. – Господи, Эллисон, ты еще не одета?
– Нет, – ответила она, проскальзывая мимо Спенсера. – Мне надо торопиться, иначе Энн снова перестанет со мной разговаривать.
Она бойко зашагала по коридору, хотя на душе у нее кошки скребли.
– Согласны ли вы, Дэвис Хэррингтон Лундстрем, взять эту женщину в жены…
Священник стал произносить клятву, Дэвис и Энн приглушенно повторяли вслед за ним слова. Слабо мерцали свечи. В церковь с улицы долетал запах цветов. Полуденное солнце светило в окна, словно посылая венчающимся благословение с небес.
Эллисон чувствовала на себе взгляд голубых глаз, который был гораздо горячее, чем пламя многочисленных свечей. Она знала, что шелковое платье персикового цвета ей очень к лицу. Знала, что фасон платья с глубоким круглым декольте и узкой талией отнюдь не портит фигуру. И волосы из-под подобранной в тон шляпки смотрятся весьма эффектно.
Но разве могло это служить оправданием тому, что шафер не спускает с нее глаз и, похоже, вот-вот вспыхнет, объятый пламенем, или, оттолкнув в сторону священника, невесту и жениха, бросится к ней?
Даже во время пения «Отче наш» он не сводил с Эллисон упорного взгляда. Невеста и жених держали головы склоненными. А вот с голубыми глазами шафера она встречалась всякий раз, когда сквозь приспущенные ресницы украдкой бросала на него взгляд.
Если он хотел испортить ей настроение во время свадьбы Энн, то он этого достиг. Она ничего не запомнила из того, что происходило в церкви. Когда священник сказал: «Вы можете теперь поцеловать невесту», – Эллисон едва не подпрыгнула, словно эти слова вывели ее из некоего транса.
Она вернула букет Энни, как и было отрепетировано, жених и невеста, соединив руки, двинулись по проходу мимо гостей, сияя от счастья. Должно быть, кто-то подсказал Спенсеру его обязанности, ибо он галантно согнул правую руку, и у Эллисон не оставалось иного выбора, кроме как взять его под руку и прошествовать таким образом по проходу.
Когда они оказались в вестибюле, он повернулся к Эллисон, прижал ее к стене и сказал:
– У меня два вопроса.
Фотограф пригласил собравшихся занять места в лимузинах, которые должны были отвезти гостей на прием.
– Все выходят из церкви, Спенсер.
– Два вопроса! – рявкнул Спенсер.
– Ладно, но нельзя ли говорить шепотом?
Спенсер отодвинулся от Эллисон, но решимости у него не убавилось.
– Вопрос первый. Ты беременна?
– Я сказала тебе, что нет.
– Ты ни черта не умеешь врать, Эллисон.
Она взглянула через его плечо и увидела своих родителей, родителей Дэвиса и других приглашенных, которые с любопытством смотрели на них.
– Не следует ругаться в церкви, – заметила Эллисон.
Он встряхнул ее:
– Отвечай и помни, что я обязательно узнаю, если ты врешь.
Она некоторое время молчала, глядя на его манишку, затем подняла глаза и виноватым тоном произнесла:
– Да. – Эллисон заметила, как при этом блеснули глаза Спенсера. – Я собиралась тебе сообщить об этом, только…
– Вопрос второй. Ты любишь меня? Она уже открыла было рот, чтобы объяснить, почему соврала в первый раз, но слова застряли у нее в горле.
– Что ты сказал?
Он приблизился к ней. Повелительный тон его внезапно сменился каким-то неуверенным.
– Ты любишь меня, Эллисон?
Ее обезоружили эта неуверенность, эта робость, столь нехарактерные для него, и она вдруг качнулась к нему.
– А ты узнаешь, если я солгу?
– Ты никудышная лгунья!
– Я люблю тебя, Спенсер.
Он прижал ее к себе.
– Вот и все, что я хотел узнать. Все, что я хотел услышать. – Наконец он оторвался от Эллисон и схватил ее за руку. – Пошли!
Он потащил ее к дверям, за ним последовали ее изрядно взволнованные родители. Невеста и жених стояли возле лимузина, наблюдая за гостями, которые выходили из церкви и спускались по ступенькам вниз.
– Эй, ты куда? – крикнул Дэвис, увидев, что Спенсер прошел мимо свадебных лимузинов и направился к машине, припаркованной на противоположной стороне улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46